— Вадим, ты гребаный мудак! Ты оставил карточки и накладные на фентанил на столе! Мы за прошлый залет еще не рассчитались! Как еще эти твари с архива не прискочили? — сокрушался Гарик, тщедушный очкарик в мешковатой робе.
— Убери в картотеку, отправим завтра, с остальными документами, чего нервничаешь то? Между прочим, пока кое-кто сидел на толчке, Вадим Алексеевич собрал два вагонетки для родильного куба и травматологии, — спокойно, даже флегматично ответил упитанный парень с бульдожьей челюстью и конфетой во рту. — И глазок за это время «заезжал» два раза.
— А если бы заглянула Майя? Мозги бы высушила, — Гарик перешел на шепот. Мимо пронеслась камера наблюдения, она парила на уровне лица Гарика, и ему показалось, что стеклянная полусфера покрылась испариной от его дыхания. «Глазок» заезжал к ним каждые полчаса — сорок минут, словно узнавая, справляются ли его младшие собратья, установленные на стенах. Но в отличие от них этот мог говорить голосом начальницы и заглянуть в туалет, если вы уж очень долго засиделись.
— Гореть в аду, на самом вонючем масле, на самой прокаленной сковороде, той сволочи, которая изобрела эту хрень, — процедил Гарик, когда глазок убрался восвояси. — Весь наш разговор, наверное, слышали.
— Да не ссы ты, ну посидим пару деньков на половинчатом пайке, ногами пинать не будут, — усмехнулся Вадим, пересчитывавший микстуры и делавший отметки в накладной, мгновение назад выскочивший из трубы пневмопочты. — Кстати, формирую для Майи спецзаказ. Аспирин, витамины. Может наложить ей какашек? Паек даю, не почувствует разницу. Или свою диарею можешь запечатать.
Гарик рассмеялся.
— Нет, не стоит этого делать, у нее и так изо рта пахнет не важно.
— Да-да! «Вы задерживаете проведение операций. Люди могут пострадать из-за вашей безответственности. Вот и теперь из моего рта тянет дерьмецом», — Вадим изобразил женский голос.
— Тот парень, для которого вчера собирали бинты и аэрозоли, ну с ожогами… Как думаешь, он выжил?
— Вряд ли… Говорят, ожоги были сильными. В любом случае, все засекретили, ибо попахивает суицидом.
— Говорят, там ниже сорокового уровня безопасность запредельная. Слышал, что там заглядывают в задницу, чтобы ты не пронес зажигалку или спички.
— Да ладно?! — Глаза Вадима широко раскрылись.
— Точно, — Гарик сел за стол и взялся за заполнение журналов, дело столь не любимое как для первого, так и для второго провизора.
Склад медикаментов и фармацевтическая лаборатория располагались на втором уровне. Второй этаж под землей. Выше только полигон по переработке мусора, цех по переработке вторсырья и еще несколько помещений, о назначении которых сланые парни провизоры не знали. Судя по тому, что «ребятишки» заходили туда в герметичных костюмах, там находилась далеко не кондитерская фабрика. Кто-то говорил, что там химический завод.
Да уж, ближе к поверхности то, что дурно пахнет. Хотя парням со склада медикаментов, а если быть кратким — У2К6, казалось, что после запуска полигона неважно пахнет на всех сорока пяти уровнях.
«У» — обозначение уровня.
«К» — куб.
Хотя на самом деле это параллелепипед, но ведь говорить «куб» куда удобнее.
Каждое предприятие, склад, жилой корпус, больничное отделение, школа — отдельный куб, соединенный с остальными линиями пассажирских листов, трубами пневмопочты и рельсовыми путями. Металлические контейнеры высотой и длиной в два, шириной в полтора метра крепленые к рельсам с левого нижнего и с верхнего правого угла сновали мимо кубов беспрестанно.
— Еще я слыхал, что к больничке пристроят еще два куба. Комитет проголосовал за отделение родильного отделения от «терапии» и травматологии, — сказал Гарик.
Вадим, решивший глотнуть воды, поперхнулся.
— Забот у нас прибавится. А если быть точнее, геморроя, хотя он и сейчас не с горошину, — ответил он, когда прокашлялся.
— Да уж. Это точно. Двести пятьдесят новорожденных за год это уже серьезно.
— Чувак из морга сказал, что со следующего года тем, кто отправляются «встречать рассвет» не будут давать морфин. Его дружок драит полы в зале заседаний Комитета — греет уши, — сказал Вадим. Он выпил еще стакан воды и положил кружку на полку.
— Работаешь как проклятый, ходишь как цыпленок инкубаторный в желтой робе, от которой преют яйца, по двести часов в месяц всю жизнь. И в шестьдесят лет я сжигаю вещички, освобождаю комнату салаге, которого выблевал интернат и отправляюсь наверх, чтобы солнце изжарило меня как головешку и еще должен помучаться? Это свинство. Кажется, эти козлы из Комитета решили зажать наркоты себе.
— Хотя, этот парень тот еще тормоз, может не правильно понял. Мне все же кажется, «встречать рассвет» без морфина будут отправлять тех, кто получил вышку…
— Тсс, — Гарик вернулся к журналу. В коридоре послышались шаги. Майю можно узнать по торопливому шагу.
— Вы двое… Радар зафиксировал снижение трудовой активности на вашем участке. Опять лясы точите? — стервозный голос распорядительницы работ резал уши.
— Мы работаем, у Гарика появились новые идеи, и мы их обсуждали… Ну, по поводу новых антибиотиков… — растерянно ответил Вадим, струной вытянувшийся рядом с письменным столом.
— Авария на станции. Аварийные бригады отправилась на подмогу, скоро начнут привозить раненых. Готовят операционные. От вас нужно своевременная отправка запрошенных медикаментов и средств. Готовность первая!
— Есть готовность первая! — синхронно выложили парни, словно от слаженности что-то зависело.
«Ох уж этот дерьмовый устав. Готовность первая. Каким мудаком нужно быть, чтобы придумать такой клич, в стиле древнего Третьего рейха», — пронеслось в голове Вадима.
Дриниптамин и микартизол — два раствора, приготовление которых занимает около двадцати минут из полутора десятков компонентов. И теряющее свои свойства через сорок минут. Это потрясающее открытие русские фармацевты сделали еще в те времена, когда люди жили на поверхности. Прежде чем с небесным светилом случилась катастрофа.
На первом курсе Вадим провел на глазах однокурсников жуткий эксперимент. Два кубика дриниптамина за секунды затянуло глубокие порезы на ладони и запястье. А микартизол снял боль настолько, что парень рассказывал пошлые стихи, от которых обычно тянет на смех. Но зрителям такого шоу было не до веселья. Кто-то даже блеванул и позже перевелся на факультет сельского хозяйства. Не до смеха позже стало и Вадиму — применение дриниптамина вызывает необходимость остаток жизни каждодневно принимать пару-тройку пилюль, чтобы иммунная система не разлетелась как горсть песка на ветру. Хотя весь тот цирк он затеял, чтобы произвести впечатление на Дашу Лиховцеву, грудастую брюнетку, которая бросила его после двух лет сумбурного брака ради накачанного сталкера. Этот парень остался не удел через месяц. О причинах гадать не приходится — Вадим позволил себе шутку и выслал бойцу препарат для повышения потенции. Хотя потом долго корил себя за это — этим парням итак приходится не сладко.
Вадим считал, что такому открытию стоило дать более звучное название.
— Уже четвертая авария в этом году, а ведь еще только август месяц, — заметил Гарик, открывая металлические шкафы с сотнями колб и пробирок, наполненных жидкостями и субстанциями различных цветов.
— Еще бы, отстроили шестнадцать кубов, энергии не хватает. Две птицефабрики, вентиляция, лифты, водоочистные цеха к тому, что уже есть — надо полагать, что реактор начнет «чихать», — грустно усмехнулся Вадим.
— Лишь бы не полетел к чертям, — ответил Гарик.
Загорелись спиртовки, по спиралям трубок потекли субстанции, над установкой появилось облако дыма. Оба провизора надели респираторы. На мониторе появились диаграммы и дисплей, отчитывающие время для каждой колбы над спиртовкой. Началась рутинная возня, которую довели до автоматизма на сотнях учений. Один готовил «мегазаживлялку», второй носился по складу с тележкой на колесах.
Над дверью загорелась красная лампа. Затрещал громкоговоритель.
«Готовность первая!», — размеренный женский голос распространялся по всему кубу, разлетаясь среди сотен стеллажей и шкафов.
«Автору этого выражения гореть бы в закромах ада, во веки веков», — вновь подумал Гарик, но по смеху Вадима понял, что сказал это вслух.
На втором мониторе появился перечень.
«Вам предписывается направить в хирургическое отделение медикаментозные средства согласно перечню к указанному времени. До отправки семьдесят четыре секунды, семьдесят три, семьдесят две…»
Гарик снял маску, скрывавшую растерянное лицо. Больше того он был напуган.
— Да как так-то? Нам еще минуты четыре надо… — проговорил он дрожащими губами.
— Все будет нормально! Подбери сопли, заткнись и собирай гребаное барахло! — Вадим поднял Гарику с подбородка маску, всучил оброненную распечатку списка и толкнул к стеллажам.
«Шестьдесят один, шестьдесят…»
— Бегом!!! — провопил Вадим.
Гарик вздрогнул, не глядя развернулся. Мусорная корзина оказалась непреодолимым препятствием, парень споткнулся, но удержал равновесие.
— Список, список… — мямлил он.
— Да что же ты, — сокрушенно проговорил Вадим.
Кое-как добравшись до стены, Гарик нажал кнопку пуска. Раздвинулись створки, и в куб въехала медицинская вагонетка. На стальные полки легли упаковки с бинтами, связки лекарств, пузырьки с зеленкой, йодом, бутылки с физраствором и спиртом.
Дрожащие руки еда не создали еще больше проблем: кассетный футляр с множеством ампул удалось поймать в паре сантиметров от пола.
На его карточке уже есть одна красная отметка. Долбаный реактор и голос из громкоговорителя доведут его до края.
«Двадцать семь, двадцать шесть…» — голос проклятой суки давил на мозг сотней логарифмических задач решаемых на краю пропасти.
Вадим запечатал четыре колбы, упаковал их в металлический ящик, и забив код, приложил большой палец к сканеру на ручке. Раздался щелчок — щель между крышкой и стенками ящиками исчезла.
«Девять, восемь, семь…»
Ящик лег на верхнюю полку и надежно закрепился скобами. Двери вагонетки захлопнулись, к сканеру палец на этот раз приложил Гарик. Парень с облегчением наблюдал за тем, как закрылись створки. Припал спиной к стене и медленно скатился на пол.
— Фуф, успели, — произнес он, с вымученной улыбкой.
— Пойду, чая попью, — сказал Вадим и, со злостью швырнув перчатки в мусорную корзину, содержимое которого валялось на полу, отправился в тесную кухоньку в углу куба.
До конца смены четыре часа. За два года работы Гарика это самый сумасшедший день. Дело не только в диарее. Еще из-за того, что великое открытие человечества не удалось приготовить в срок. Гарику казалось, что из громкоговорителя до сих пор доносится холодный, бездушный голос. И обратный отсчет не заканчивается.
Гарик просидел на полу в идиотском оцепенении около получаса. Из умственного вакуума его вытащили приближающиеся шаги, а точнее, стук каблуков. Наверное, Майя, тщеславная стерва, решила посмотреть, куда запропастился Вадим. Высокая, худая женщина с пронзительным взглядом, маленькой грудью, властным голосом и повадками пантеры внушала вселенский трепет, но только не в этого увольня.
— Придет день, парень, когда