На улице ярко светит солнце, по небу плывут пушистые облака, звонко поют птицы…
А я сижу в своей комнате, «свесившись» из окна, и наблюдаю за всем эти великолепием. Там, во дворе, все суетятся, торопятся куда-то или веселятся. Дети играют в «догонялки», «прятки» и прочие, всем известные игры.
то и дело слышатся громкие визги, возгласы, довольные восклицания или восторженные рассказы… Всё это так шумно, весело и… Так чуждо мне…
когда я была маленькой, я всегда сторонилась этих, непонятных мне игр. Я была на редкость спокойным ребёнком и предпочитала уединиться, посидеть в тишине, посмотреть в окно и «прожить» всё, что происходит за стеклом, не присоединяясь к той суматохе, что царит на улице. Я существовала отдельно от этого беспокойного и суетливого мира…
При всём при том, я всегда очень дорожила и дорожу своими друзьями. когда я с ними, я «выбираюсь» из какого-то своего «измерения» и превращаюсь в самую обычную, общительную девушку.
С Олей и Колей мы лучшие друзья с детства. Вместе учились в школе, вместе проводили свободное время, всегда выручали друг друга…
Они – такие же, как и я: спокойные, рассудительные, любят хорошую литературу и классическую музыку (совершенно не обязательно, что это именно «академическая» музыка, они хорошо относятся и к классике джаза, и к классике рок-н-ролла). Они очень добрые и отзывчивые, всегда меня понимают, впрочем, как и я их…
Колька всегда был нашим с Ольгой защитником. Дело в том, что в классе нас нередко обижали, дразнили «немыми», когда мы никак не реагировали на издевательства. Нас никогда не понимали и считали занудами, но мы, тесно общаясь между собой, прекрасно знали, что среди нас ни одного «зануды» нет. Разве мы были виноваты, что разговаривали, в основном, о прочитанных книгах или о недавно просмотренных фильмах? Думаю, нет…
Николай думал точно так же и, поэтому, всегда спасал нас с Олей от нападок знакомых ребят, в то числе, одноклассников. У него был особый талант (правда, иногда он «играл» против него самого) «убивать» словом. Он умел «посылать» по Салтыкову-Щедрину. От обидчиков не оставалось и следа после его, весьма грозно произнесённого «Шествуй-ка ты в надлежащее место», а если ещё находились «смельчаки», то он обещал «разложить их на множители»…
Если честно, смотреть на это было, как минимум, смешно, в том числе, и нашим «доброжелателям», но по интонации Коли они понимали, что «Наташку с Олькой лучше не трогать».
Оля же была моей подругой «не разлей вода». Мы делились друг с другом всеми секретами, всеми радостями и огорчениями. Она всегда была для меня настоящим солнцем, которое умело утешить, вернуть веру в лучшее, выслушать, понять, подбодрить и, если нужно, простить и помочь.
У нас всегда находились общие интересы: мы либо сочиняли какие-то свои истории, а потом записывали их корявым почерком в чистую тетрадку, самостоятельно «иллюстрируя», либо ставили «авторские» спектакли с участием кукол и прочих игрушек, в качестве сценария используя те самые истории…
Но один день из моей жизни я помню, как будто это было вчера. Тогда случилось самое главное событие в моей жизни… И случилось оно, тоже благодаря Ольге. Спасибо ей за это…
Нам было по семь лет, мы учились в первом классе. Однажды мы, как всегда вместе, шли в школу по любимой нами каштановой аллее. В тот день погода была просто потрясающей: на небе не было ни облачка, светило яркое солнце, и дул лёгкий осенний ветерок…
мы шли, по привычке обсуждая очередную понравившуюся книгу (если не ошибаюсь, это была «Пеппи Длинныйчулок» А. Линдгрен), и вдруг, между делом, Оля «похвасталась»:
– А меня сегодня мама поведёт в музыкальную школу! Она разрешила мне записаться.
– Здорово! – признаться, я тогда по-белому позавидовала подруге. – А на каком инструменте ты хочешь научиться играть?
– На домре! – гордо заявила Ольга.
Тогда я совершенно не представляла, как выглядит домра, поэтому логичным был вопрос:
– Оль, а что это?
– Понимаешь, это такой народный инструмент, – с жаром принялась объяснять подруга. – Как балалайка, только «луковица»!
Да-а… За такое объяснение Оленьке явно бы поставили «двойку» на уроке в музыкальной школе, но тогда она была уверена, что всё сказала правильно и «просто и понятно» перефразировала определение для «непросвещённой» меня.
– Теперь понимаю! – я сделала вид, что всегда знала об этом инструменте, но просто забыла, как он называется. – Оль, а я тоже могу туда записаться?
– Можешь, наверное… – девочка задумалась. – Хочешь, сегодня вместе пойдём!
– Хочу! Очень хочу! – я запрыгала от радости. – Только у мамы нужно спросить…
Так мы дошли до школы и, как на иголках, просидели пять уроков, а потом бегом помчались домой.
– мама! – запыхавшись, я влетела в квартиру, где мама готовила обед. – Можно мне записаться в музыкальную школу?
– Можно, – мама, очевидно, обрадовалась, так как в её глазах сверкнули искорки, какие обычно появляются, когда она слышит что-то приятное для себя. – Ты сама захотела?
– Да! Мне Оля рассказала, что они с мамой сегодня пойдут записываться, и мне стало так интересно! – я прямо захлёбывалась от радости, когда рассказывала всё маме.
– А на каком инструменте Оля будет учиться играть?
– На этой… Как её?.. Луковице! – я опять забыла слово «домра»
– На какой ещё луковице? – удивилась мама.
– Ну… Балалайка такая! – я изо всех сил старалась объяснить, какой инструмент выбрала моя подруга.
– Домра, что ли? – засмеялась мама. – Наташка! Это не балалайка вовсе, хоть и чем-то её напоминает… А ты тоже на «луковицу» хочешь записаться?
– Не-ет, я хочу на фор-те-пи-а-но! – чётко выговаривая название по слогам, чтобы мама, не дай Бог, не перепутала пианино с другим инструментом, сообщила я.
В лице мамы появилось что-то особенное, неописуемое, новое для меня. Она почему-то благодарно смотрела на меня, улыбаясь и, как будто что-то вспоминая.
– Сядь, поешь, – сказала, в итоге, она. – А потом пойдём записываться.
Я быстро съела свою порцию супа и, постоянно «подгоняя» маму, стала собираться в музыкальную школу. Я одела свой самый любимый сарафан цвета «кофе с молоком», украсила волосы огромным белым бантом, и мы вышли из дома…
У музыкальной школы мы, как и договаривались, встретились с Олей и её мамой, а затем разошлись по разным кабинетам, чтобы пройти прослушивание.
Я, по словам учительницы, «прекрасно справилась со всеми заданиями», и получила разрешение стать ученицей этой школы. Ольга из класса народных инструментов тоже выбежала счастливая: у неё обнаружились способности к музыке…
И вот, все документы оформлены, все вопросы обговорены, и мы, как уже полноправные ученицы музыкальной школы, покидаем помещение. Мы вышли на улицу и вскоре разбрелись в разных направлениях…
– А я ведь тоже когда-то играла на фортепиано… – мечтательно произнесла мама.
– Правда? – я очень удивилась. – Ты мне никогда об этом не говорила…
– Не говорила… Да и нужно ли это было? Ты бы, наверное, не поняла меня…
– Ма-ам, ну расскажи! Я же всё пойму… – мне стало очень интересно, о чём она молчит.
– Ну, слушай… – мама погрузилась в воспоминания. – Примерно в твоём возрасте я точно так же попросила свою маму, то есть, бабушку Валю, записать меня в музыкальную школу. Она ничего не имела против, и вскоре я поступила на фортепианное отделение… Мне так нравилось учиться музыке! Я часто выступала на школьных концертах, участвовала в разных конкурсах… «Общение» с фортепиано стало неотъемлемой частью моего существования. Я жила музыкой! Мне говорили, что из меня выйдет неплохой пианист, и прочили карьеру музыканта-виртуоза…
– А почему ты не стала пианисткой? – спросила я, с интересом слушая мамин рассказ.
– Не сложилось… Я хотела поступить в музыкальное училище по окончании девятого класса, а затем пойти учиться в консерваторию, но… Мои родители посчитали, что эта, слишком «несерьёзная» профессия не для меня… Так я рассталась с музыкой…
мама опустила голову, и её лицо украсила грустная улыбка. Мама наверняка про себя вздыхала: «Ничего уже не вернёшь»…
– Вот научусь играть – создадим семейный ансамбль! – сказала я, стараясь подбодрить её.
– Ты научись сначала! – засмеялась мама. – Знаешь… Я не рассказывала тебе эту историю потому, что не хотела навязывать тебе свою мечту и определять твою судьбу, как сделали это мои родители. В глубине души я очень хотела научить тебя музыке, но упорно держала себя в руках, стараясь предоставить тебе право выбора…
Теперь я поняла, почему мама так обрадовалась, услышав мою просьбу, и ещё сильнее захотела научиться играть на фортепиано…
В тот же день к нам в квартиру привезли красивое чёрное пианино известной немецкой марки «Steinway». Мама говорила, что это очень хороший, качественный инструмент. О таком она мечтала всю жизнь, но в годы её обучения у семьи не было возможности его приобрести. Для своей же дочки, то есть, для меня, мама выбрала самое лучшее, на её взгляд, фортепиано…
Утром я проснулась, услышав приглушённое звучание пианино, доносящееся из гостиной. Инструмент «пел» знаменитую и любимую всеми «К Элизе» Л. В. Бетховена, и эта мелодия создавала какую-то, очень уютную, спокойную атмосферу… Таким и должно было быть тихое сентябрьское утро…
Я осторожно вышла из своей комнаты и заглянула в гостиную через щель не до конца закрытой двери: по клавиатуре бегали гибкие, тонкие пальцы. Руки пианистки с особой любовью и нежностью касались клавиш и как будто боялись, что они могут исчезнуть…
Мама играла.. Вспоминала дорогие сердцу годы юности и свою несбывшуюся мечту… мама играла…
Прошло много лет, и я точно так же полюбила своё пианино. С такой же нежностью я подходила к фортепиано каждый раз, когда собиралась повторить изучаемые произведения, поглаживала его крышку и говорила: «Ну, здравствуй, дорогой мой инструмент»…
Мы с мамой часто играли вместе (я выполнила своё обещание), и мы обе были счастливы от того, что занимались любимым делом…
Я проучилась в музыкальной школе девять лет, закончив два дополнительных класса, а потом успешно поступила в училище. всё это время со мной рядом были мои друзья. Олька стала весьма успешной начинающей домристкой, а Николай выучился на саксофониста. Мы как обычно, никогда не расставались и всё делали вместе.
Естественно, окончив училище, мы всей троицей решили попытать счастья и попробовать поступить в консерваторию.
В начале июня мы сдали все экзамены и принялись долго и мучительно ждать, когда появятся списки поступивших.
Во время ожидания мы ни о чём не могли говорить: постоянно возвращались к теме музыки и высчитывали свои шансы на поступление…
Однажды мы заглянули в консерваторию и обнаружили, что имена будущих студентов уже известны… Мы быстро отыскали нужные нам списки и, охваченные волнением, судорожно забегали глазами по бесконечным строчкам с фамилиями…
Духовые инструменты… Набоков, Нарышкин, Наумов! Наумов Николай! Так… Одному из нас повезло… Народное отделение… Акимова Ольга! Первая в списке!.. Ну и, наконец, фортепианное отделение… Хоть бы там была моя фамилия!.. Северянин, Селантьева.. Да! Селезнёва!
