Площадь Культуры преобразилась до неузнаваемости. Всё, что можно было украсить, было увешано разноцветными воздушными шарами, и от этого становилось таким лёгким, невесомым… Казалось, что знакомый уголок превратился в мечту. В самую настоящую, искреннюю мечту. Из серой и строгой площадь Культуры «перекрасилась» в нежные пастельные тона и стала напоминать розово-персиковое «облачко».
Почему-то этими цветами моё воображение рисует картинку, когда я слышу слово «искусство». Никогда музыка не ассоциировалась у меня с чёрно-белыми тонами: исключительно цветные грёзы рождал этот вид искусства. Наша площадь стала настоящей обителью Музыки…
Не смолкали любимые классические мелодии, всё полноводнее становилась широкая река музыкальных звуков, унося своим течением всех гостей фестиваля в чудесный мир искусства. Мир добра, красоты и любви.
Королём волшебной страны фортепианной музыки был величественный, поистине роскошный концертный рояль. Он не был расписан, как предполагал Юра, а имел благородный коричневый оттенок. Казалось, что инструмент был «гостем из старины», хотя его механизм работал исправно. Рояль выглядел очень солидно. и поэтому. когда я первый раз опустила руки на его клавиатуру, почувствовала лёгкую дрожь. По коже пробежали озорные мурашки, и я, сама того не заметив, подмигнула новому клавишному знакомому.
Руки на автомате заиграли «Патетическую». Послышался тихий шёпот проходящих мимо и останавливающихся. чтобы дослушать произведение людей. Боковым зрением я заметила, как Минин что-то отвечал слушателям и подносил указательный палец к губам. Как оказалось, я просто-напросто забыла объявить, какое произведение собираюсь исполнять, а прохожие, услышав известную мелодию, не могли вспомнить название композиции. Персонально для каждого Юра несколько раз повторил фразу «Бетховен. Соната номер восемь «Патетическая» и, желая создать мне благоприятные условия, добавил: «Давайте послушаем!»
Толпа мгновенно затихла, и все начали внимательно прислушиваться к каждому звуку, к каждому аккорду. Играя, я чувствовала на себе около десятка пристальных взглядов. Люди следили за моими руками… Это незабываемое ощущение! Для пианиста (по крайне мере, для меня) лучшая награда – тёплый приём зрителей. Безумно приятно осознавать, что твою игру хотят слушать, а твои руки – разглядывать… Насколько я знаю, приятно и интересно следить только за руками музыкантов-виртуозов…
Я прекрасно понимала, что до виртуоза мне ещё очень далеко, но всё же… Всё же мне льстили эти завороженные взгляды…
Было так уютно, так хорошо. Казалось, что рядом только самые близкие, а вовсе не люди, которых я вижу в первый раз. Это ощущение сменялось весьма странным, но очень приятным состоянием. Иногда я забывала, что играю для кого-то и почему-то начинала думать, что я одна. В так называемом музыкальном «вакууме». Меня охватывало какое-то чувство спокойствия, упоения… Играть было одно удовольствие!
Но ещё приятнее было встать из-за рояля под восторженные аплодисменты моей маленькой публики. Место за роялем занял следующий пианист. С важным видом облачившийся в настоящий концертный фрак мальчишка лет семи, поклонившись, опустился на специальную «скамейку» возле инструмента. Смотреть на это без улыбки было просто невозможно. Мальчик исполнил небольшую, быструю пьесу (наверное, какую-нибудь польку) с наисерьезнейшим лицом и сосредоточенным взглядом…
Мне сразу вспомнился мой первый концерт. Это был какой-то праздник в музыкальной школе. Там выступали только первоклассники (собственно говоря, именно им и было посвящено мероприятие), и каждый в тот вечер играл на сцене первый раз в своей жизни.
Все мы тогда безумно волновались и хотели выступить хорошо, а может быть, и лучше других… Я первый раз взглянула на зал со сцены. Он оказался совсем не таким, каким я привыкла его видеть. Раньше я считала его простым помещением, отличающимся от классов только большим (сравнительно большим) количеством мест для зрителей. Но в тот день всё преобразилось. Во-первых, за окном уже начинало темнеть, и это создавало какую-то уникальную, характерную только для того места, того дня и той минуты. Во-вторых, зал наполнился родственниками выступающих, то есть, какой-никакой публикой. А в-третьих, это был не просто день, а праздник, очень важный для каждого первоклассника. С того дня «малышей» начинали считать полноправными, настоящими учениками музыкальной школы, ведь они не только «подружились» со своими инструментами, но и выступили перед зрителями…
Мы страшно гордились. Теперь даже смешно вспоминать, с какой важностью мы произносили слово «первоклассник». Для нас это уже было достижением. маленькой, но победой… Тот праздник был таким тёплым, таким душевным… По окончании концерта на груди каждого ученика красовались значки с надписью «Я – первоклассник» или «Я – первоклассница», которые для нас были дороже золотых медалей.
Довольные своим дебютом, мы пили чай с тортом и обсуждали свои выступления. Коля и Оля тоже тогда были маленькими…
Светловолосая девчонка в синем платьице, которая ушла со сцены, обнимая домру, завоевала симпатии всех зрителей (кстати говоря, поняв, что её «трюк» понравился всем без исключения, Ольга и до дома дошла в обнимку с инструментом). Худенький, раскрасневшийся от напряжения саксофонист тоже никого не оставил равнодушным и, в награду за усердие, получил второй кусок торта…
А я… А я была такой же, как этот юный серьёзный пианист, только, естественно, не во фраке, а в нарядном платье. Я помню, как постоянно трясла головой во время игры, отбрасывая назад «загораживающие обзор» кудри. Можно предположить, что улыбки у меня на лице тогда не было. Зато в зале улыбки украшали точно все лица.
Я тогда искренне не понимала, чего смешного в неудобной причёске. Но, как оказалось, я мало того, что трясла головой, так я ещё и делала это в такт исполняемому произведению. Всех насмешила именно моя «ритмичность»… Ну и насупленное лицо, естественно…
Маленький музыкант встал из-за рояля, деловито поклонился и покинул фортепианный «островок» под аплодисменты смеющихся зрителей.
– Куда теперь пойдём? – спросила я Юру, который почему-то отказался играть.
– Можно другие пункты посмотреть, – предложил он. – Это же что-то вроде выставки, только музыкальной. Тут много экспонатов…
Мы медленно пошли по тропинке, продолжая прислушиваться к звучащей рядом музыке.
– Навестим наших музыкальных друзей? – улыбнулся Юра, когда мы отошли от площади Культуры уже достаточно далеко.
– Давай, – кивнула я. – Подожди… Смотри!
Повернув голову направо, я увидела небольшую площадку, посредине которой стояли два ярко расписанных пианино. Оба инструмента имели насыщенный синий цвет, а их корпуса украшала панорама какого-то города. Возможно, все изображённые здания были выдуманы художником, а может быть, и «скопированы» из какого-нибудь мегаполиса, ног в любом случае, это выглядело очень красиво и реалистично. Картинка напоминала рисунок, к примеру, акварелью. стиль, в котором она была выполнена, прекрасно подходил именно для такого музыкального инструмента, как фортепиано.
– Так вот о каких инструментах ты мне говорил! – воскликнула я и, взяв Минина за руку, потянула его к пианино. – Они и правда очень красивые…
– Да, – подтвердил Юра. – Красивые… Наташ, отпусти, а!
– Не отпущу! – засмеялась я. – Я хочу сыграть что-нибудь на таком фортепиано, и, так как их тут два, ты тоже теперь не отвертишься!.. Ансамбль, сэр!
Я быстро уселась за инструмент и ожидающе взглянула на друга.
– Извольте-с ансамбль-с, – повторила я, смеясь.
– Изволим-с, – Юрка передразнил меня и как бы нехотя занял место за соседним фортепиано.
– Что играть-с будем-с, Наташа-с? – продолжая использовать «старинную» манеру говорить, спросил он.
– Да хоть вот это-с… – сдерживаясь, чтобы опять не рассмеяться, я начала играть первую вспомнившуюся главную партию.
Я забыла, как называлось это произведение, на каком курсе (или в каком классе) и с кем я его играла. Мой мозг и ноты-то не помнил. Руки автоматически занимали нужные позиции, и лилась спокойная, плавная мелодия…
Насколько я помню, этот ансамбль – «классика» музыкальной школы, то есть его играл почти каждый начинающий пианист. Юра, по всей видимости, тоже не был исключением, так как легко подхватил тональность и безупречно исполнил вторую партию.
– Неплохо получилось, – улыбнулся он.
– Ага, – кивнула я.
– Тогда, может быть, всё-таки дойдём до Ивановской или до Солнечной?
– Дойдём…
Мы направились в сторону Ивановской улицы – там должен был находиться Коля. Вполне возможно, что мы даже могли попасть туда именно в тот момент, когда Наумов что-то исполнял. Но, в общем-то, нас не очень волновало, услышим мы его игру или нет. Сейчас это было неважно. Нам просто хотелось насладиться хорошей музыкой, провести время на свежем воздухе и просто пообщаться с друзьями…
– Наташка! – я услышала знакомый голос и учащённое дыхание.
За нами бежала Ольга, держа в руках свою драгоценную домру (почему-то я сразу вспомнила Акимову-первоклассницу, обнимавшую свой инструмент).
– Кричишь вам, кричишь, зовёшь-зовёшь… Так и пришлось «стометровку» пробежать, – старалась отдышаться Оля. – Вы куда идёте?
– На Ивановскую, к Кольке, – улыбнулась я. – А ты7
– И я теперь туда же, – выдохнула подруга. – Кстати, как впечатления?
– Отлично! – воскликнула я. – Здесь такие инструменты хорошие и публика дружелюбная! И вообще, такая атмосфера!..
– Ага, мне тоже понравилось! У нас даже небольшой ансамбль сформировался. Играли несколько раз вместе. Нас постоянно просили на «бис» что-нибудь исполнить… Юр, а ты почему такой грустный?
– А? – опомнился Минин, погружённый в глубокие раздумья. Да нет, я не грустный… Музыку просто слушаю…
– Да, Оль, он всё время музыку слушает. А вот играть его не заставишь! Кое-как уговорила какую-то пьесу исполнить, – «пожаловалась» я. – А это, кстати, что за домра? Твоя или «фестивальная»?
– Моя, – ответила подруга, прижимая «луковицу» к груди (ну ни капли не изменилась). – Я специально её из дома взяла – думала, здесь плохие инструменты будут: старые или просто некачественные. К тому же, на своей всегда легче играть… Но тут, кстати, очень хорошие инструменты! Я даже не ожидала…
– Рояль и пианино тоже прекрасные! Даже придраться не к чему! – подхватила я. – А знаешь, какие они красивые? Просто сказка…
Я принялась подробно описывать внешний вид инструментов. Конечно, из моих восторженных восклицаний мало что можно было понять, но Оля всегда «отличалась умом и сообразительностью». Каким-то чудесным образом она мысленно перерабатывала мою речь с огромным количеством междометий и в итоге получала именно то представление, которое и должна была получить (я никогда не понимала, как она это делает)…
– А струнные тоже расписные, – улыбнулась Оля. – Одну гитару вообще в человеческое лицо «превратили»! Нарисовали глаза, чёлку, улыбочку… Забавно получилось, только немного странно выглядел музыкант с таким инструментом. А домры украшали хохломой, гжелью, северными
