ОБЪЯТАЯ ПЕСТРОЙ ДУШОЙ
Может быть, мужские и женские души
ходят парами, как и смерти...
М.Павич.
Известный писатель Милорад Павич считал, что душа человека находится не внутри тела, а служит ему, телу, шаровидной, прозрачной, думающей, чувствующей, зрячей, и слушающей оболочкой. Я поняла эту мысль только тогда, когда в музее увидела картины Валентины Черновой- художницы-неопримитивистки. На выставку я попала не случайно. Меня привел туда один знакомый с бирюзовым колечком на указательном пальце левой руки. У меня было такое же, но я никогда его не надевала, потому что голубой цвет представляется мне слишком Тибетским.
В зале стояла такая ароматная тишина, что мы могли бы целоваться, все равно никто не мешал. Но мой знакомый строго взял меня за холодные пальчики и отвел меня на середину залы. Я замерла, окруженная картинами. О, это были веселые картины!
На меня смотрели думающие, чувствующие, видящие, прозрачные оболочки моей души! Спасибо Павичу, а то бы я их ни за что не узнала, и до конца жизни, мучаясь, проживая одинокое бессонное время суток, искала бы такие в себе. Надо было заглядывать не в себя, а искать по сторонам, украшать серое, бессовестно бессмысленное окружающее яркими пятнышками, листиками, подушечками, прозрачными картинками, скрывающими смуглую наготу беззащитной плоти. Я увидела нежные личики моих ровесниц, в которых одухотворенное лицо мое отразилось, как в волшебном зерка-ле, изменяющем его до весенней красоты моделей. Я сама лежала этой маленькой девочкой под лебедем, стояла скромной чувашской крестьянкой на фоне идиллического пейзажа с березками, это мои обнаженные ножки как будто касались мягкой, пушистой полосатой коричневой кошачьей шерсти, когда я собирала спелый египетский виноград, это я прижималась к дереву, следя за битвой рыцаря-святого с крохотной змейкой под ногами его коня. Я понимала, что змейка - мой самый большой грех (не скажу какой). Это меня нежно похищал волоокий бык с поросячьим завитым хвостиком, это я была той Европой и той лоскутной девочкой, сидящей на китайской фарфоровой табуретке рядом с еврейским мужчиной - совсем как у Пикассо.
Мой знакомый, взволнованно дыша, стоял рядом; иногда наклонялся ко мне и тихо, словно боясь потревожить души, заключенные в рамку, говорил:
- Ну? - и в этом его 'ну?' были и вопрос, и любовь, и желание, чтобы и я прониклась таким пониманием этого душевного обволакивания, цветного облака, в котором мы вдвоем находились, каким проникся и он сам. Мы и раньше ходили на разные выставки, но никогда он еще не говорил мне такого сладкого 'ну?'.
- совсем каким проникся и он сам. .
А мне хотелось спросить его, какую часть тела Адама Рухани собирает Валентина Чернова? Сказал же Павич, что каждый духовный подвиг - собирание рассеянных в мире частичек тела Первого Адама. Я смотрела на картины и думала, что их творец собирает средний палец Адама Рухани, самую его подушечку, и мне было так хорошо оттого, что я понимаю. |