Многие читатели, знакомые с поэтическими произведениями Людмилы Коломоец, отмечают искренность ее лирики, будь она о делах сердечных или домашних.
Вот ее лирическая героиня признается:
Я Дон-Кихота всё ждала,
А повстречала Дон-Жуана.
Ловлю красивые слова,
Хотя полны они обмана.
Но быть обманутой хочу.
Пусть для кого-то это странно –
Хочу объятий Дон-Жуана,
А горечь – после проглочу.
Или:
Обидели – не плачу,
Не упаду ничком.
Я волосы взлохмачу –
И пусть стоят торчком!
Но одной искренности в поэзии недостаточно. Необходимо умение писать стихи, владеть поэтическими языковыми средствами, находить незатасканные образы. Всё это у Людмилы Коломоец есть. Она умеет выбрать верную интонацию стиха. Если это размышление – то неспешное, элегическое:
Собираю мелкие осколки.
Рухнувших иллюзий? Просто вазу?
И соединяю… Всё без толку…
Не решаясь выбросить их сразу.
Такая же повествовательная неторопливость свойственна большинству пейзажных зарисовок:
Это утро, туманно и розово,
С днем встречается голубым.
Облака отражаются в озере
И за лесом растают, как дым.
Здесь нарочитое нарушение языковых правил: связь настоящего («отражаются») и будущего времен («растают») определяет динамику пейзажа. А последующие строки о прошлом создают всевременную картину:
…Здесь с косами
Разбрелись по лугам косари.
Каждый плавно идет и не слышит
За спиною стенанья веков.
А за озером небо колышется
В море пенном из облаков.
Согласно технике стиха точнее было бы сказать «пенистым», однако суффикс –ист- придает слову значение разбавленности, чего-то жидковатого, типа «водянистый», «мучнистый» и т.п. А двойная –нн- в слове «пенный», напротив, представляет «море облаков» густым, медленно и бесповоротно затягивающим в пучину. И Л.Коломоец это понимает, может быть, даже исподволь, что говорит о ее несомненных поэтических способностях.
Совсем другой характер в стихотворении «Ветер»:
Злой ветер облака трепал,
Как тесто, рвал на части.
Березам ветви обломал
В своей кипучей страсти.
Экспрессивность стиха диктуется самой картиной природы во время шквалистого ветра, бури.
Несколько стихотворений Людмилы Коломоец наполнены светлой, а иногда и затуманенной слезами памятью об оставленной ею родине, об опустевшей деревне, о родных и близких людях. И здесь автор не славословит им, а выражает свои чувства исключительно через образы и тоже находит правильную интонацию. Вот печальные строки о заброшенном селении:
Заискрились инеем деревья,
Засверкал зеркально старый пруд,
Сиротливо ежится деревня,
Где давно селяне не живут.
Почему судьба их раскидала?
Брошены и сад, и огород.
Кошка по деревне пробежала,
Дикою бродягою живет.
А вокруг такая красотища!
Столько летом ягод и грибов…
От добра добра никто не ищет.
Почему заброшен отчий кров?
Чувствуется в этих строках что-то знобящее, и хочется, чтобы люди вернулись к этим домам, огородам, садам, где русским духом пахло сотни лет.
Казалось бы, похожая интонация в «Монологе баржи», но она продиктована другим образом: старого речного судна, неторопливого, немного важного от своей значимости в жизни людей и реки:
То мимо бакен промелькнет,
То рыбаки мне машут…
Вот так уже который год
Мотор мой землю пашет.
Я баржа, старый тихоход,
Вся жизнь моя – течение,
И я щебенку в дальний порт
Вожу по назначению.
Читатели, не знающие биографию Людмилы Коломоец и характер поэтессы, могут сказать, что это простая зарисовка «по памяти», присущая многим авторам: так, о море и горах часто пишут люди, ни раз там не побывавшие. Но здесь – пленэрная работа: сотни, тысячи раз Людмила видела эту баржу на Днепре в родном Бериславе, и этот «тихоход» стал неотъемлемой частью пейзажа. Он также связан с родиной, как отчий дом и близкие люди.
Стремление избежать фальши, найти правильные образы, интонацию – вот характерные черты поэзии Людмилы Коломоец. Поэтому ее произведения близки многим людям, не искушенным в стихотворных изысках, их охотно печатают в периодике. И вот, наконец, из этих стихов составлен сборник. Думаю, эту книгу автору не стыдно предъявить своим читателям.
Геннадий Александров, член Союза писателей России. |
