До своего рождения я был ангелом.
Рядовым ангелом, поющим хвалу Господу.
Кроме этого я ничего не знал и не умел.
Но однажды... мне приснилась земная любовь.
И покоя больше не было.
Ангелы знают только одно чувство - чувство радости.
Я же узнал и другое — беспокойство. Земная любовь: прекрасная, благоуханная, дивная Любовь тревожила меня. И желание познать её переливалось во мне как огромный горячий поток сверкающей воды, которой очень хотелось напиться... Даже знание о том, что это грех - не остановило меня.
И я обратился к старшему ангельскому чину.
Мне долго не давали ответа, но потом старший ангел сказал:"Каждое создание Божие имеет право на выбор. Тебе разрешили спуститься на землю...Но с условием: путь человека нужно пройти весь: и земной и посмертный. Согласен ли ты на это?"
Глаза старшего ангела были печальны, он с грустью смотрел на меня, и ждал, что я откажусь. А я! Как же я мог отказаться?Я был согласен на всё.
Передо мной сияла Любовь. И радость от встречи с ней была бесконечна.
Ведь я был рядовым ангелом, и откуда ангелу было знать, что Любовь на Земле это страдание и боль, кровь и слёзы.
Но всё это я узнаю после смерти, а сейчас я мчусь в переполненном вагоне метро на свидание к своей возлюбленной, совершенно забыв о том, что до своего рождения был ангелом....
Часть 1. А слабо выйти на схватку с жизнью?
А слабо выйти открыто на схватку с этой плутовкой жизнью? Ведь вечное наше: "Кабы чего не вышло!» заканчивается вечным: "Авось не подведёт!" А она,коварная, подводит всегда. И лучше выйти к ней с открытым забралом и принять вызов, чем погибнуть в вечной борьбе с самим собой. Эх!Где только это забрало отыскать?
"Так думал молодой повеса, летя в пыли на почтовых!" Далее по тексту. Но увы и ах, я не молодой, и не повеса, а мчусь не на почтовых, а в переполненном вагоне метро, где ежесекундно кто-то наступает на ноги, висит над головой, занимает твоё место, или кладёт тебе книгу на плечо, чтобы удобнее было читать. Словом - московское метро. Раннее утро. Ладно, едем! А ехать далеко... И вот еду я и думаю, и рассматриваю людей. И думаю о нашей с вами жизни.
Если кому-нибудь прямёхонько "въехать" глазами в глаза, и пусть даже с добрыми намерениями, получишь в ответ взгляд-удар:«Не смей смотреть на меня!» И всё. Реже встретишь безразличие и понимание, еще реже спокойствие, и практически никогда — улыбку. Да что там! Никогда не встретишь.
В переполненном метро, особенно в часы «пик», все наши граждане похожи на бульдожек (простите, господа, за сравнение!) Но правда похожи: уголки губ опущены вниз, взгляд затравленный и говорит одно: «Не подходи, укушу». Ведь так? Так... Да и сам я такой, хотя пытаюсь быть радушным, а может только мне это кажется? Ладно, сейчас не об этом.
Так вот, если вы всё-таки встречаете улыбку во весь рот и глаза открытые настежь, сразу скажу - это не наш. Иностранец. Он! Вычищен, надушен, подтянут и с улыбкой. Ну что ты с ним сделаешь? Улыбается и всё тут. И всё-то у него срослось, и всё то у него получилось, а у нас всё грусть да тоска...
Нет, граждане, ну нельзя же так! Ну давайте уже и мы улыбаться. Вот я, например, уже начал. Вспомнил, что сегодня зряплата. Деньги, то есть, нам будут давать. То есть заработанную кровно зряплату... Почему зряплату? да потому что разве это деньги 10 тысяч рублей? Обхохочешься. Не то, чтобы улыбнёшься, а обхохочешься на весь уважаемый вагон. Что можно купить на эти деньзнаки в наши смутные девяностые, военно-бандитские? К примеру, конечно: десять кило говядины, четыре кило колбасы, тройку литров молока, немного творога, ну и можно ещё заплатить за маленькую квартирку, в коей я живу с супругой и двумя малолетними ребятишками.
Как на эти деньги одеваться, обуваться и прочее — никого не волнует в нашем немаленьком Государстве. Жена моя тоже актриса. Да! Забыл представиться: я актёр. Маленький актёр одного из маленьких театров, на окраине большого города. Так вот: моя жена тоже была актрисой, но из театра ушла. Дети учатся в начальной школе, за которую надо платить. И супруга моя «распространяет» теперь косметику, «парфюм» польского разлива. Так мы потихоньку выживаем. Сначала, когда удивительно быстро закончилась перестройка, и началось строительство капитализма, все, кому не лень, бросились в «челноки». Тут хочу сказать отдельное слово о Стамбуле. Позвольте, граждане! Накипело! Так вот Стамбул - то бишь Константинополь!
Ах, Константинополь, Константинополь...Сколько раз ты принимал русских беженцев, нуждающихся в твоей помощи!? Через тебя прошли тысячи эмигрантов, бежавших от Великой Революции. Можно утверждать без преувеличения, что никогда больше во время эмиграции, даже в гостеприимных славянских странах, русские не чувствовали себя «так у себя», как в двадцатые годы прошлого столетия в Константинополе.
А сердцем этого города были церкви, построенные в XIX веке для русских паломников, направлявшихся к Святой земле и на Афон. В двадцатые годы прошлого столетия для измученных и голодных, потерявших родных и Родину русских изгнанников, эти храмы стали настоящей отдушиной, помощью, Спасением во всех смыслах этого великого слова. Мощный город!
И вот в девяностые годы прошлого столетия Турция опять раскрыла свои жаркие объятия для русских. Первые советские челноки ринулись в Стамбул, и приезжая с баулами одежды, рассказывали о красотах Константинополя, о сытой жизни древнего города, и это послужило причиной очередных эмиграций в Турцию.
В жаркие объятия Стамбула попали и первые советские путаны от многочисленных и пошлых «Конкурсов Красоты». да так там и остались...
Поистине: "Стамбул - город контрастов!" В этом терпеливом и гостеприимном граде есть загадка! И почему-то русские люди связаны с ним навечно. Вот и моя Зинуля в девяностые годы, уйдя из театра, попытала там счастье, покупая шарфы, джинсы и кожаные куртки для русского обывателя. Много было там всего-всякого, но один случай растопил лёд её настороженного сердца. И в этот город влюбилась она навсегда.
Обычно челноки ходили группками, но в тот день она решила пойти одна. Вокруг повозки с лошадьми, машины, автобусы, незнакомые люди, а на плечах
баул с куртками, в руках по сумке. Ведь как русская баба иначе может ходить по магазинам? Бери пока есть - вот с каким лозунгом выросло советское поколение женщин! Итак, она стояла среди всего этого хаоса и плакала, не зная куда шагать. Эта была её первая поездка, и Зина не понимала ни одного слова по турецки. И вдруг... сзади, где-то вверху, услышала насмешливый голос, на великолепном русском языке:
«Ну что ты ревешь? Заблудилась?» Зина обернулась. Двухметровый африканец улыбался ей, открыв жемчужные зубы. И тихо стал снимать баулы с её плеч. Зина начала кричать, но крик от испуга, получился очень тихий. « Да не бойся ты!- сказал мужчина,- я не вор. Помочь тебе хочу.»
Как выяснилось - он учился в Москве, снимал квартиру в Беляево, а после окончания универа, судьба забросила в Турцию. И теперь он работает в Стамбуле переводчиком с турецкого на русский.
« Вас, русских, видно издалека,- сказал он тогда Зине,- вы непохожи на других. Либо испуганные, либо буйные!" И он довел Зинулю прямо до отеля. Вот такие были дела... Зина в театр не вернулась. Привыкла к суете торговли, и ей понравилось. Как она говорит: «У меня теперь одна роль — до конца жизни: приказчик торговли." Для неё главное — свободное время, семья требует самоотречения. Детей, коли родила — воспитывай и образовывай. Молодец она у меня. Памятник ей, при жизни надо. Золотой!
Да, впрочем, не только ей, а всем русским женщинам, которые в любые времена тянули на себе тяжесть русской жизни при любом царе, генсеке, или президенте. Работали, как волы: готовили, стирали, шили, консервировали, выстаивали очереди за мукой, сапогами, за детскими вещами, и при этом успевали забежать в парикмахерскую и выкроить себе на платье, детям на сладенькое, а мужу на пиво.
Нет, граждане, дорогие мои соотечественники! Ничего у нас не изменилось с некрасовских времен. По-прежнему, наша женщина «и коня остановит, и в горящую избу войдет!»
Я, опять же, говорю о простых русских женщинах, а не о тех, которые и понятия не имеют, что вставать надо в шесть утра, готовить завтрак, заниматься уборкой, и бежать на работу. Но та категория женщин очень мала, и что о ней говорить? О них можно узнать из «Светской хроники». Да и то, если вам интересно. Мне, например неинтересно.
В данный момент мне интересен гражданин, который мило прикорнул на моем плече: «Эй, товарищчь! - говорю ему ласково, - проснитесь, следующая станция конечная». Просыпается, и даже спасибо не говорит. Вагон затормозил, и вся толпа подалась вперед. Приехали. «Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны!" Освободили, и... понесли. Толпа выплывает из душных вагонов на платформу метро.
Уф! На одной ножке прыгаю к эскалатору, вторая зажата сзади бегущими. Скок-поскок и я на движущейся лестнице, которая еле-еле ползет сегодня, а иногда, напротив, несется как оголтелая! Всё зависит от Времени, с этим товарищем шутки плохи. Оно само по себе. Время. У него, у Времени, много всяких фишек в запасе. Хочет-растягивается, хочет сжимается. Недаром оно среднего рода...
Так, еще рывок, и я глотаю полными легкими свежесть зимнего утра...
Часть 2. Королева огня!
А вот и театрик, где я служу. Бегом, бегом, не опоздать бы на репетицию, а то еще и без оклада оставят. Тикает десять ноль, ноль. Вбегаю. Не опоздал. Ура! Со всеми здороваюсь, перешучиваюсь, но понимаю, что в воздухе висит напряжение. Актёры сидят в зрительном зале и я плюхаюсь в кресло рядом с «амплуа» (кликуха моего приятеля).
- Что за сыр с бором? — спрашиваю.
- Боб, ты ничего, не понимаешь? Или притворяешься?
Я говорю:
- Нет, не понимаю.
«Амплуа» отвечает нежно:
- Посиди минут пять и поймешь.
И тут до меня доходит. У него пар идет изо рта! Холод жуткий. Бедные дамы закутались в пальтишки и платочки, мужчины тоже не отстают, в курточках все. Актёры, конечно ко всему привыкши, как говаривали в старину, но доколе же?
На мой взгляд, в администрациях наших городов сидят нездоровые люди.
А иначе говоря, какую же логику можно подвести под распоряжения властей о том, чтобы в лютые морозы отключали отопления в домах, равно же как не выключали его, когда на улице уже плюсовая температура?! А ведь это повсеместно! Всегда было интересно узнать, каким таким местом думает администрация?
Хотя, если почитать Салтыкова-Щедрина и Чехова, не говорю о Гоголе и Булгакове мастерах сатиры, в администрациях уже лет двести сидят одни и те же люди.
Они бессмертны.
Помощник режиссера, "девочка" лет шестидесяти, застрявшая в театре с рождения, как она говорит сама, объявила:
- Главный режиссер приказал репетировать в одежде!
По залу посыпались усмешки моих собратьев:
- Да мы собственно всегда в одежде.
- Новое дело — репетировать на морозе!
- Интересно, а главный режиссер в одежде?
- Послушайте, господа, ну как в военное время! Холод и мрак!
- Да у нас всегда военное время!
- Это точно!
- Элке надо сказать, пусть со своим миллионщиком поговорит и тот пусть поставит кондишен!
- Точно! А то спонсор называется... на здоровье актеров ему жалко денег.
- Ой, ой удивили! Кому и когда было дело до простых актеров, да пусть хоть совсем окочурятся!
Так наперебой жаловались друг другу мои собратья...
А мне вдруг стало тепло. Не оглядываясь знаю: пришла она, королева.
И огоньки забегали по залу.
- Салют всем! Салют Боб!
(Боб это я, Борис то есть, и мне приветствие отдельно всегда)Коллектив оценивает это обращения однозначно:у нас роман.Да что вы!Она же Королева! Королева Огня. А кто я? Но строго поворачиваюсь, и безразлично бросаю:
- Салют! Может правда, поговоришь с Цукало? Замёрзли все как жирафы в Сибири.
Элка начинает веселиться:
- Борис Васильевич, это они вам сами сказали?
- Кто? — спрашиваю и теряюсь, как мальчишка.
- Жирафы, кто же еще? Обязательно передам спонсору ваши пожелания. И завтра же на сцене и в зале будет подано тепло. Господа актеры не должны мерзнуть!
И обращаясь лично ко мне:
- Борис Васильевич, не хотите покурить?
Я насмешливо отвечаю:
- С вами, Элла, даже огонь не страшен!
- Огонь от сигареты, или пожар? — веселится Элка.
- Иногда огонь от сигареты становится причиной пожара, — почему-то очень серьезно говорит мой друг «амплуа», и разводит руками.А мы, под завистливые взгляды, уходим в курилку.Плетясь по заброшенным комнатам, через старые декорации, доходим до черного выхода, здесь наш «мкад», то есть «место курения для».Затягиваемся смертоносным дымом. Элка мне говорит:
- Салют, Равик!
И я отвечаю:
- Салют Жоан!
В шутку мы называем друг друга именами любимых героев Ремарка.Вот в этой обшарпанной курилке всё и началось.Вернее всё началось с появления Элеоноры в нашем театре.В белой, волнующей своей изысканностью, шубке, в беленьких сапожках,она была похожа на эльфа... Нет! Пожалуй всё началось с приснившегося стихотворения. Мне иногда снятся стихи, как это объяснить не знаю, и не запоминаю их. Но тогда, то стихотворение, одну строчку, я запомнил. Чей-то нежный голос тихо, под музыку вальса напевал:
Едва касаясь млечного пути, кружИмся в вальсе мы с тобою, бесконечном.
Мерцают звёзды,улыбается луна! И музыка Любви несёт нас в вечность...
А потом я увидел пару, кружащуюся в вальсе среди звёзд и мерцаний светил. Я даже рассмотрел лицо девушки. Оно было прекрасно. Огромные глаза её смотрели с нежностью на своего партнёра,рука твёрдо лежала на плече мужчины, и они кружились, кружились...Удивительный был сон... И потом эта девушка появилась у
нас в театре. Бывает же такое!
Но впрочем, когда она заговорила, все иллюзии лопнули как мыльный пузырь. Голос её был низким, и самоуверенным. Та девушка, из сна, с её нежным взглядом, не могла обладать таким голосом. И когда директор представил коллективу новую актрису,она грубо перебила его на полуфразе:
- Я в состоянии сама представиться.
И бращаясь ко всем, произнесла:
— Элеонора Вольская. Можно просто Элка, — и улыбнулась.
А вот что было потом, я не понял. Каким-то образом, её добрая улыбка смыла с неё маску надменности и грубости и открылась душа. Нежная и ранимая. После той улыбки зал и сцена осветились сотнями огней, они засверкали, запрыгали по креслам, и по стенам тёмного зала, как маленькие горящие свечки.И согрели мою душу. Один огонек попал в сердце и растопил его. Гармония не нарушилась.
И мне стало так славно в себе. Так тепло и светло стало моему сердцу! Точь в точь по сказке Андерсена, но наоборот. Там королева была снежная, и Каю в сердце попал лед. А мне пламень. Пламень любви. И я назвал ее королевой огня.
Началась репетиция. Элеонору вводили в спектакль на ходу, так как актриса, игравшая ранее,уехала в другой город. Пьеса была по заезженной теме. По теме сегодняшнего дня. Сюжет: богатый ( правда почему обязательно богатый — не пойму, ведь в нашем городе десять миллионов жителей, но почему-то современные пьесы пишутся в основном о богатых, а где же бедные и средний класс? Что они делают в то время, когда их грабят — эти пресловутые «богатые»? И, вообще, куда смотрят верхи? Или они не могут? Чего-то они всегда не могут эти верхи!
И куда опять мчится Русь-тройка? Нет. Молчит. Как прежде молчит она. Не дает ответа. А позвольте вам напомнить, что в тройке той сидит Чичиков! Шулер и пройдоха! Как совершенно правильно заметил уважаемый наш Василий Макарович Шукшин.Один классик сказал, что неизвестно ему, куда мчится птица- тройка. А другой ответил, что ему тоже не известно, хотя он доподлинно знает, кто сидит в ней, в этой тройке. А она все мчится и мчится, и нет конца этой ее дороге. Жаль, конечно, что там пройдоха сидит. Ну, да и в этом Господь разберется! Дайте время!)
Но это, господа, всё отступление — прошу не пугаться. Так о чем бишь я? О пьесе новой. Так вот «богатенький Буратино» преклонного возраста, влюбился в молодую красотку, а у него жена, как водится, и тому подобное. Да откройте любую бульварную книжонку, или сериал посмотрите! Тема та же, но мне это и не важно. Важно, что красотку играла Элка. А я играл «богатенького Буратинку».
Часть 3. Знакомство.
Морозное утро.
Я шагаю наотмашь веселый.
Сейчас я увижу королеву.
Ах, как прекрасна, бывает иногда наша затасканная жизнь.
Иду и напеваю «Зимушка, зима, зимушка зима, девица красавица». Как же я люблю зиму!И не передать! «Зима» — слово, непохожее на остальные слова определяющие времена года. Лето, осень, весна — как-то все тускло, нет звени! А вот в «зиме» буква «з» в сочетание с «м» дает ощущение мороза и движения! «Мороз» — опять буква «з». Деревья в белой изморози тихонько звенят на морозе, как хрустальные бокалы на ветру.
Ах, как отдыхает душа в мороз! Когда выйдешь утречком на крыльцо деревенского домика, а снега за ночь насыпало до самой последней ступеньки, и смотришь по сторонам, а там: серебро, белое серебро стелется ковром по земле и переливается, и искрится, и радует уставшую душу! Вот чего мне не будет хватать там, куда мы все, в конце концов, уйдем — так это зимы: рыхлых ее снегов, пара клубящегося на морозе и хруста шагов, идущего по снегу человека...
Захожу в театр. До репетиции еще минут тридцать, забежал в зал. Никого. Только я, как молодой повеса, прибегаю раньше, чтобы не пропустить приход королевы. Эта женщина не давала мне покоя, я как будто бы видел ее раньше, знал ее...
Времени вагон, иду в курилку, встаю у окна и наблюдаю за воронами. Хитры птицы, гоняют даже котов! Безжалостны и ничего не боятся; по снегу ходят, как по ковру, грозя кому-то своим острым клювом.
Мои наблюдения окутывает запах хвои, чистоты и нежности. Не оборачиваясь, знаю пришла она. На такие духи у наших актрис не хватит месячной «зряплаты». Тогда я подумал, что иногда можно оправдать зависть. Собственно кто виноват в том, что одной девочке дано все, а другим только «ничего».
Никто не виноват. Это случайность. Но в Элеоноре была сердечность. И это потрясало: при такой внешней античности — античная же доброта! Подношу огонь к ее сигарете. Курим молча. Никогда не знал о чем говорить с такими женщинами. Теряюсь как холостяк.
— Что же вы молчите, бродяга? — открывает она диалог.
— Почему бродяга? — удивляюсь я.
— Все актеры бродяги. И менестрели. Или вы не согласны со мной?
— Да я и не думал об этом, — сказал я как можно более безразлично.
Элеонора посмотрела на меня вызывающе и тихо произнесла:
- А еще бродягой называла своего возлюбленного героиня одного романа.
Я был удивлен до бесконечности. Откуда этой девочке было знать о Ремарке? Она моложе меня лет на пятнадцать Ее поколение интересуется бульварной литературой. Откуда ей знать о романе немецкого классика прошлого века? Они читают другое. Да и читают ли? И, тем не менее, я продолжил интересную тему:
- Эту героиню звали Жоан.
Огромные глаза, всматриваясь в меня непрестанно, улыбнулись какой-то сложной полуулыбкой:
- Да. Жоан. Жоан Маду. Я даже псевдоним такой хотела взять. Но вовремя остановилась. Пусть будет так, как есть... Я просто бредила этой героиней, у меня даже голос изменился, стал более хрипловатый, а был звонким, как колокольчик. Но мне хотелось, чтобы как у нее все было: и голос низкий, чуть хрипловатый, и походка загадочная, и все в ней мне нравилось... а вы, вы похожи на ее возлюбленного, на Равика.
Я разозлился:
- Что за бред? Сегодня день розыгрышей?
И выбросив сигарету, закончил:
- Я похож на героя Ремарка только принадлежностью к мужскому полу.
Чувство юмора покинуло меня, злость и неприятие вскипели в сердце.
Повернувшись спиной, ухожу прочь. «Влюбился он! Старый осел!»
— Борис Васильевич, постойте, — Элла дергает меня за рукав, — на что вы обиделись?
— На сравнение. Если вы действительно помните героя — он был высок, светловолос и серьезен, что очень нравится несерьезной половине человечества, и в какое же сравнение это идет со мною? Я небольшого роста и темноволос.
Элеонора по-мужски, сапожком, тушит сигарету. Потом грустным голосом произносит:
- Вы создаете впечатление тонкого и мыслящего человека, и я говорила о внутреннем. Мне показалось вы тот на кого можно положиться, и вообще, разве внешность не обманчива?
Внутри меня был лед. И он растаял: «Королева! Королева Огня!»
— И еще,у меня такое ощущение, что я вас видела раньше.
— Где же? — спросил я, и голос мой дрогнул.
— Не знаю, — тихо сказала Эл, и посмотрела в окно.
Надо было как-то прекратить этот разговор, и я достал сигареты. Мы опять закурили. Смотрели в окно и молчали. Раздался звонок. Пора на репетицию. Элка повернулась и опять посмотрела мне в глаза:
- У вас взгляд Равика: открытый и честный. И когда вы смотрите на меня, я вижу ваши глаза, а вы — нет.
Мы пошли на сцену. Элка впереди. Я сзади, а в голове вертелось: «Ну что же, что же твое актерское мастерство? Где оно? На сцене играешь, а в жизни забыл все системы Станиславского?"
И оставалось чувство какой- то недосказанности. Я видел её, но где?
Репетиция проходила в нервозном темпе.Там была сцена встречи с героиней, которую играла королева, и я должен был сказать ей два слова:
- Салют, малышка, как долетела?
Но я почему-то сказал:
- Салют, Жоан!
А она мне ответила:
- Салют, Равик! — и улыбнулась.
Мне показалось, что пауза была очень долгой, но никто ничего не заметил, кроме нас. Режиссер, раздраженно махнув рукой, сказал:
- Ой, давайте без отсебятины!
Мы с Элкой захохотали, и я произнес:
- Салют, малышка, как долетела?
А «малышка» ответила:
- Ол райт!
Так закончилась первая встреча между нами.
https://proza.ru/2012/02/06/662 - продолжение
