А Г О Н И Я

АГОНИЯ



Всё очень просто! Вообще Всё!
Единое должно, и так происходит на самом деле, -развалиться на составляющие себя противоположности.
Затем  наоборот: соединиться. И так бесконечно. Это формула, описывающая невидимую часть Происходящего.
На Этом Всё построено: на конфликте и ликвидации Его. Убийстве и реанимации.
На бесконечном повторе…

Происходящее таково, каковым являет себя. Иным Оно быть просто не может. Не может река нести на себе лодку,
не спущенную выше по течению. Не может река времени формировать будущее, не основанного на прошлом, не имеющего связи с ним.
В мире причинно-следственных связей живём, господа. Или доживаем…

Нам некуда бежать с нашей планеты. Но мы заварили такое, что подобные желания могут возникнуть.
Поразительно, но на нашей огромной Земле, видимо, скоро уже негде будет укрыться, от рождённого нами же.
Имя этому – насилие…

Как это не похоже на правду, но мы сами себе организовали ту невозможную жизнь, в которой имеем намерение жить дальше.
Естественно, мы выбирали из предложенного. Выбор Вы видите перед собой.  (Скажи мне, что ты выбрал, и я тебе скажу кто ты…)
Все захотели секса и денег. И получили…
И самое страшное, что Все уверены, или делают вид, будто ничего не происходит. Синдром наркомана.
Нет, дорогие. Это уже точно ВСЁ! Опускаться придётся. Только дна у этого погружения нет.
И ладно бы это касалось только нас, - история спишет, но мы старательно тащим к этому дну, которого нет, детей своих.
А может мы тут (все почти) – зомби, и просто не осознаём деяний своих? (Хотя, какие деяния у зомби, - программа).

Немигающие зрачки Вечности равнодушно взирают на нас: чёрные и бездонные, и мы, растерявшие остатки воли,
даже не идём, - прёмся на них, сокрушая по дороге Всё! Всё – образное выражение.
Буквально означает пустяк сущий – Жизнь Нашу…

Я давно хожу с низко опущенной головой, боясь заглянуть во встречные глаза детей. Потому, что мне стыдно.
Мне стыдно не из-за того, что я могу встретить упрёк немой или нарваться на неожиданное замечание,
мне стыдно потому, что Они даже не догадаются кого–то в чём-либо обвинить или просто заподозрить почти реализованную измену.
Они знают больше нас, а мы их учим жизни. Они чувствуют лучше нас, а мы их обвиняем в нечувствительности к себе.
Я бы, наверное,  отважился на эксперимент. Я бы выдернул из Происходящего всех, старше 20-ти лет (условно, разумеется),
только сделал бы это органично, без последствий осмысления содеянного: было - не было, и всё. Мне больше 20-ти, я начал бы с себя.
Жаль, у нас нет возможности проверить, а что бы было, измени мы хоть дин параметр Происходящего…

Можно ребёнку с малых лет показывать полотна великих художников и говорить, что они прекрасны.
Можно  ставить Чайковского или Баха и восхищать наследника волшебными звуками.
А можно на глазах у малыша жить в обнимку с автоматом, показывать ему гранату вместо игрушек и говорить,
что здорово – это кровь и смерть, что аллах сам воевал и не видит счастья людей, кроме как в окопах, залитых кровью.
Можно детей учить смирению, а можно жестокости и мести.
Что мы и делаем старательно: учим, учим, учим. А научились ли сами  чему? Сами-то поняли хоть что-нибудь?…

Наши дети даже хотят меньше, чем мы, потому что ещё не знают силы желаний. А, значит, свободнее нас.
Так, за что  же мы их так?…

И знаете, что самое гадкое? Мы играем в наши отвратительные игры прямо на глазах собственных детей.
И не важно, принимают они эти игры или нет, - циничнее этого придумать ничего невозможно. Это предел,
к которому люди всё-таки подошли, дотянулись. Несмотря на недосягаемость, высота оказалась взята.
НО самое главное, почти у всех к моменту «победы», глаза оказались не способными видеть,
рождённого ситуацией стыда, планетарных размеров. Стыд оказался слишком велик, чтобы быть различимым.
Потому мы и отплясываем танец смерти на будущих могилах собственных детей.
И самое ужасное, что мы, видимо, ничего уже не сможем поделать со всем тем, что организовали.
Правила игры уже сложены. Их не изменить. Скелет цивилизации отвердел. И здесь, к сожалению,  
возможны всё те же два варианта, как Всегда и во Всём, и, разумеется, противоположные: либо продолжение кошмара,
либо выключить проектор – аппаратура перегрелась давно.
Только второго не получится, проектор останется включённым. Кошмар  предстоит досмотреть до конца,
для чего некоторые уже отодвигают полотно экрана, чтобы увеличить размер изображения и насладиться в полной мере…


В подобных случаях передо мной всегда встают глаза детей. Причём, не нескольких, а бесконечные ряды,
заполняющие собой Вселенную, и доверчиво изнутри себя смотрящие на бесконечные представления,
организованные и показываемые им взрослыми дядями и тётями, которые следуя привычным стереотипам и умнее,
и опытнее и пр. и глупостей не насоветуют. А насоветуют непрекращающиеся погромы и террор с перерывами
на очередной намаз или походы в храм, и резню на священной земле – это из относительно крупного; разбой,
грабежи и пр. – из повседневного.

Царит организованный поход в никуда. И инерция, с которой мы продолжаем кем-то начатое путешествие,
к нам – сегодняшним в вину не вменяется. Мы просто сидим в повозке, в которую нас посадили и толкнули,
задав произвольное направление.
И наверняка можно изловчиться и выпрыгнуть из повозки, переломав все известные стереотипы заодно,
и вздохнуть полной грудью, Земля-то большая, всем места хватит.
Не хватит, друзья!
Серафим Соровский однажды выпрыгнул из общей повозку, ушёл ничего не взяв, и поселился в глуши убогой.
Так что Вы думаете? И там, в этой глуши нашлись два балбеса, которые стали топором махать по очереди, и разумеется домахались...
Как же так получается?
До предела забитый всякими там планетами Космос, а кроме планет ещё неизвестно чем, несётся неизвестно куда,
являясь в свою очередь частью ещё чего-то более грандиозного.
Картина Происходящего завораживает настолько, что периодически становится трудно дышать. И, периодически же,
становится не до чего, кроме Красоты, подразумевающейся во Всём Этом.
И как же можно  во время Этого Всего бить кому-то морду или старательно размахивать атомной бомбой?
Или ковбойская шляпа заслоняет своими широкими полями Свет Белый?
А ведь, похоже, заслоняет. И не только Свет. Но в первую очередь мозги. Прежде всего, мозги, конечно.
Как же мало мозгов надо иметь, чтобы так просто их было заслонить малюсенькой шляпой.
А в некоторых случаях, оказалось, мозги и вовсе не нужны. Больше того они – обуза, и похоже их уже скоро начнут вырезать,
как аппендицит.
Мозги мешают на самом деле. Они рождают варианты. А вариант видится одним. Жаль, не просматривается до конца,
до пустыни размером с планету. А может у этих людей воображение уже вырезано кем-то, чтоб не напрягать его попусту,
а заодно и вырезанные мозги?
Но у всех-то остальных всё пока на месте.
Самоуверенность этой нации завораживает, и начинает граничить с тупостью. Но это не вина нации, - это беда развития.
Ощущение безнаказанности удачливых завоевателей зацепилось за сознание, да так и осталось там, паразитируя на Духе.
Что страшно, по сути. А предупреждений обычных в таких случаях никто не расслышал.
Произошедшее – начало обрыва цепи, на которой образовалась трещина в момент «завоевания».
И это – не сумасшествие. Сумасшествие было бы избавлением...

Человечество заражено вирусом самоуничтожения, инкубационный период которого, похоже, благополучно завершается.
А как иначе объяснить «прогрессивную» деятельность хомосапиенсов, направленную на старательное истребление  себе подобных и среды обитания заодно?
Понятно, что нами движет генетическое любопытство и изо всех сил хочется знать, а что будет, если сделать вот так?
А если вот так? Вариантов полно. Нет одного – возможности вернуться к первоначальному варианту,
который был до пробы ещё. И желательно с приобретённым по дороге опытом. Не будет возможности даже пожалеть о содеянном.
Потому что не будет нас самих. Останется Всё. Кроме нас.
Разум даётся для того, чтобы однажды быть реализованным.
Отказ от разума – это неспособность пользоваться Им, или безумие. Это финал, к которому стремится пожирающая планету
плесень в виде людей.
И как бы высоко не ценили мы себя, цена очевидна: её просто нет. Что великолепно иллюстрирует лёгкость,
с которой были стёрты с лица планеты цивилизации прежние…


А ведь нам абсолютно не стыдно перед детьми за то, что мы позволяем себе вытворять.
За беспредел, организованный на планете, прикрытый розовым словом прогресс. За умное выражение лиц,
которым мы сопровождаем своё присутствие Здесь. Откуда у нас такая уверенность в необходимости производимых действий?
Или от нас действительно ничего не зависит? Пусть не зависит…
Но неужели нельзя расслабить лицевые мышцы, сложившиеся в звериный оскал?
Неужели нельзя опустить руку, поднявшую топор или пистолет?
Неужели нельзя всем сразу подумать о том, что любые наши негативные движения отразятся на детях или уже отражаются?
Неужели этого всего не видно?
Зачем мы рожаем детей?
Или за тем, чтобы убить некоторое время спустя?…


Любой исторический факт не вырван из небытия и не подарен случайно провидением Происходящему,
в угоду исправления некой ошибки допущенной.
Любой исторический факт простирается своим воздействием в невероятные глубины будущего,
как и след его возникновения, теряющийся в пропасти прошлого…


Мы смертельно ранили Будущее. И, кажется, начинаем получать удовольствие от содержания содеянного.
Знаете, как скорпион, жалящий самого себя и испытывающий восторг нападения.
Но нам почему-то никак не удаётся заглянуть в глаза поверженного, которые поразительно напоминают глаза наших детей,
с недоумением и лёгкой болью за нас, взирающих на Мир.
Пройдя немыслимый путь ошибок, мы требуем Будущее повторить их. Причём, старательно. И лучше наизусть…


Нам некуда бежать с планеты. Но мы заварили такое, что подобные желания уже скоро могут возникнуть.
Поразительно, но на нашей огромной Земле, видимо, скоро совсем негде будет укрыться от рождённого нами же.
Имя этому – насилие…


Как это не похоже на правду, но мы сами организовали себе эту невозможную жизнь,  в которой имеем намерение,
жить дальше. Естественно, мы выбирали из предложенного. Выбор Вы видите перед собой.  
(«Скажи мне, что ты выбрал, и я тебе скажу кто ты…»)
Все захотели секса и денег.
И самое страшное, - все уверены, что ничего такого страшного не происходит. Синдром наркомана.



Нам не хватает ясности движений и поступков. Мы движемся с какой-то гнетущей инерцией.
Наши шаги, не произведённые ещё, уже впечатаны в землю. Крик мы рождаем прежде, чем совершается ошибка.
Чувства атрофированы. Градуировка: «плохо-хорошо» сбита. Впереди тьма, а потому всё равно, что случится по дороге.
Мы живём, не хотя Этого.
«Жизнь прекрасна и удивительна?!». Чего ж мы не удивляемся ей. И удивляем её, наоборот.
Мы боимся инерции, сообщённого нам движения, которое вот-вот закончится.
Уже скоро будет недолгая остановка, а потом в обратную сторону и уже без нашего участия. В