Душа – она трёхструнный инструмент.
Одна струна от радости поёт,
другая в исключительный момент
пространство томной грустью всколыхнёт.
У третьей всё же самый нужный тон.
Она поёт, конечно, о любви,
о женщине, в которую влюблён,
о неге и брожении в крови…
Однажды, в тёплый чудный майский день,
когда бурлила буйная весна,
стояла ты, опершись на плетень,
в душе моей проснулась вдруг струна.
Какая? Не просите, не скажу.
Быть может, это даже был аккорд?
С тех пор у дома твоего брожу,
в душе переживая дискомфорт.
Но гаснет рано свет в твоём окне,
и я тогда иду к себе домой.
Душа играет на второй струне
печальный вальс под грустною луной…
Ты недоступна – королева красоты…
Одно осталось – сочинять стихи.
В них слово главное…
Какое?
Ты…
В них про любовь и нет в них чепухи.
Тоску сменяет первая струна –
я с радостью тебе свой стих пишу.
К финалу прогремит ещё одна –
любовью я, как юноша, дышу…
---
Проснусь – и будет снова тёплый день –
и ты стоишь, опершись на плетень…
Любовь - высокая струна, и только с ней бывает в жизни счастье. Очень красивое и выразительное стихотворение. Музыка души автора звучит прекрасным аккордом.
1. Любовное неполноценное. Не роман и не со всеми буквами
Ужежик родился в четверг. Как помнил, моросил мелкий дождик. Выкарабкался на свет, вскарабкался на камушек повыше, пригрелся на солнышке и вытаращился на достопримечательности вокруг. Вот травиночки трепещут от ветерка, а по ним капельки дождинок растекаются. Жучки всякие с червячками копошатся в траве. Бабочки порхают, шмели да осы жужжат - как будто радуются ему, посмотри, мол, какой симпатичный ужежик вылупился!
Ежужа всегда с наступлением холодов впадала в спячку. Впадать начинала рано - как поеживаться начинала, так и впадала, а вот выпадала долго, до самого лета. Любила она поспать, хотя оправдывала такую сонливость сложным строением своего внутреннего мира. Впрочем, одно другому не мешает.
Проснулась Ежужа от того, что в коконе стало слишком жарко и душно. "Пора, наверное", - нехотя подумала Ежужа, сладко потянувшись напоследок, отворила кокон и вывалилась на пол норки. Потом свернулась клубком и покатилась по ходу, ведущему наружу. Выкатилась Ежужа на пригорок неподалеку от булыжника, на котором примостился маленький ужежик, и остолбенела. Смотрит, а весна кругом расцвела уже вовсю. Даже мелкие пакостники ужежистые вылупились и расселись по камушкам греться. Это ж сколько теплых денечков она опять проспала! Совсем как в предыдущие годы. Сколько себя помнила, все спала и страдала потом, страдала и все равно потом спала. Расщеперилась тогда Ежужа с расстройства иголками явно не к добру. Тут ее и увидел юный ужежик.
Как увидал Ужежик Ежужу, так влюбился тотчас. Уж очень она тогда ежучей выглядела. Сердечко его сначала все сжалось, а потом стало метаться между ребер со стуком в такт дятлу на опушке леса. А Ежужа вдруг так ясно ощутила свое одиночество и унылость своей норки по сравнению с красотой окружающего мира, что и ее сердце преисполнилось желания любви, когда рассматривала она мелкого своего антипода на камне неподалеку.
С того момента сидели они на камушке все летние деньки напролет, свившись вместе как обнявшись и ласково щекоча друг друга иголками. Короче...
Тряпичная кукла лежала в коробке и дрожала. Ей исполнилось несколько дней от роду, и потому она не могла точно определить причину своего состояния: был ли то страх появления на свет, пугало ли ее предчувствие неуловимости будущего, беспокоила ли бедняжку неопределенность какого-то главного желания...
Когда ее, еще несобранную и отдельную – руки, ноги, юбочка, голова, косичка, две выпуклости – держали старческие пальцы, протыкая иголочкой и собирая части в единое целое, она боялась, что пальцы что-нибудь перепутают. Голова могла сместиться влево, ноги могли пришиться вместо рук, а косичка появиться в том месте, куда по недосмотру небрежно пришивались две выпуклости... И тогда не жди ни красоты, ни правды, ни мечты – ничего!
Когда она, сшитая по привычке, сто восемьдесят девятая по счету, была готова к продаже, ее охватил страх предчувствия будущего. Ах, почему она не ждала мистера Дарси или оловянного солдатика? Почему не думала о веселом медвежонке или беспечном ангеле? Почему ей мерещился в темноте комнаты портрет Председателя, а не танцующий принц Флори?.. Тут кукла не выдержала напора собственных эмоций и прикрыла кулачками пылающие щечки.
Когда ей прямо на левую выпуклость прикололи острой булавочкой картонку с ценой, она не удивилась, но страх ее усилился, принимая форму фобии. Сколько ей придется ждать? А вдруг мальчик или девочка, для которых она сшита, не глядя на нее, не потрогав ее, откажутся от покупки? Вдруг они не поймут, насколько она им нужна? Именно она! Она не хуже и не лучше ста восьмидесяти восьми своих сестренок, но похожесть делает ее совсем-совсем неинтересной...
Коробка сдавливала ей бочок, кукла начала ворочаться, кое-как пробралась повыше, ближе к свету и... вывалилась на пол. В это время по коридору склада проходила уборщица. Она увидела куклу и, всплеснув руками, проговорила:
– Какая милашка!
Уборщица подняла куклу и, по рассеянности, положила в коробку с прекрасными принцами. Сто восемьдесят девять принцев, дружно обрадовавшись, почувствовали, что их начинает охватывать чувство страха...
Пришел я как-то в гости к соседскому коту Барсику, а он сидит на кухне и перед ним в миске огромная-преогромная рыба лежит, свежая-пресвежая. Вот уж коту подфартило!
Спросил у него я тогда:
- Скажи, пожалуйста, откуда рыбка такая большая, у тебя, дружок? Сам-то вряд ли ее поймал.
И вот, что мне Барсик поведал.
Отправился его владелец Иван Иванович утром на рыбалку. Пришел к речке, снасти приготовил, насыпал прикорм, посидел немного, подождал, когда крупная рыба питаться приплывёт и черпанул ее сачком. Поймал три рыбины. Обрадовался он, стал свою добычу из сачка доставать, рассматривать, а рыба хитрая попалась, притворилась мертвой. Видит он, что его улов не дышит, огорчился, что дохлятины наловил и бросил первую рыбку обратно в речку, а потом вторую следом кинул, но оказалось, что первая рыбка, как только в воду попала, так и поплыла, как ни в чем не бывало, вторая тоже в речке ожила и удрала. Тут всё понял Иван Иванович, но вернуть рыбок обратно уже не смог. Тогда третью рыбу он положил в сумку, решив, что отдаст своему коту, то есть мне, какая бы она ни была, живая или мертвая. Потому что, если он не принесет домой улов, то жена не поверит, что ее муж на рыбалке был, начнет допытываться, где его носило. А с ней лучше не спорить, она очень строгая, ругается сильно, а то и дерётся.
- Вот принес мой владелец рыбу и отдал мне, - подвел черту в своем повествовании Барсик.
А я подумал: «Напрасно, говорят, что «и на старуху бывает проруха», а в данном случае получилась проруха, что значит промах, на старика. Но мы, коты, никогда бы не ошиблись, потому, что у нас нюх очень хорошо развит, и мы вполне можем живую рыбу от дохлой отличить».
Хорошо мы полакомились с соседским котом в тот день. Правильно я сделал, что к Барсику в гости пришел.
Однажды вечером, когда уже серая дымка осеннего настроения плавно перешла в прохладную, обволакивающую ночь, и на небе вспыхнула щедрая россыпь сверкающих бриллиантов, я вышла на крыльцо. Чтобы было удобнее любоваться ночным небом и необыкновенно красивой, пересекающей его вширь, полосой млечного пути, я опустилась на нижние ступеньки. Добрая телогрейка, которой исполнилось, наверное, уже лет сто, бережно хранила тепло.
Вокруг стояла деревенская тишина. В траве стрекочут жуки, которые все еще не угомонились и перед самыми холодами стараются всё успеть.
Когда ты сидишь вот так, в ночи, то кажется, что время остановилось. Влажный мир пахнет сеном и грибами. И нет ничего, кроме того, что рядом: ни многоэтажных городов, ни шумных, выдыхающих яд, автомашин, ни глупых правил, ни лукавых отношений. Всё просто и чисто. Хотя… нет, авто существуют – где-то далеко это жалкое подобие пространственно-временного тоннеля подало свой чихающий и скрежещущий голос. Но даже голос этот, столь чуждый моменту, ненароком пытаясь порвать идиллию природы и человека, поспешно смолк, чтобы не тревожить нас своими дикими воплями.
И снова тишина. Недалеко, на опушке, её нарушила кукушка. Робко, всего лишь пару скромных лет. Её не спрашивал никто, вот она и передумала вещать… В глубине леса прощелкал глухарь. Со стороны болота время от времени потрескивает камышевка. Неподалёку хрустнула ветка, то ли идет кто-то, то ли в костре… но дыма не слышно.
До чего же хорошо! Я сидела, боясь нарушить неловким движением эту волшебную историю, приключившуюся со мной вдруг и навсегда. История «Я и моё Я» читалась легко, но с некоторой грустинкой и каплей сожаления. Сожаления о том, что не хватает порой сил жить так, как хотелось бы… Можно привести кучу отговорок и доводов, почему «нет», но всё это будет ничто по сравнению с маленьким фактом «не свершения».
Вряд ли я найду ответ, не уверена, что готова его услышать. Слишком страшно…
Тихая летняя ночь баюкала небольшой южный хуторок.
Ближе к полуночи от крайней хатки отделились две бледные тени.
- От старого сада пойдём? – спросила в полголоса первая тень.
- Там шалаш… и ружбайка… откисать пятой точкой в воде – не айс!
- Тогда от второй бригады, - подытожила первая.
Ночь струила негу на лесополосу, на свекольное поле, хрустевшее ботвой. Всё вокруг располагало к покою…
Но не было покоя студенту Мишке Булатову, сторожу фермерской бахчи*. Она, словно магнит, притягивала к себе окрестную молодёжь. К утру на месте преступления валялись обгрызенные корки, а фермер Иван Дмитрич недвусмысленно дал понять, что по окончании работы вычтет убытки.
Отчаявшись, Мишка натянул по периметру поля проволоку с жестяными банками. Но ушлый молодняк перехитрил: пока одни отвлекали, другие воровали... Добычу делили, а сторож - в дураках.
- Ток бы вам пустить по проводу! – ругался он.
- Спишь, небось, после гулек, а кавуны** тырят! – выговаривал Дмитрич.
- Не сплю, дядь Вань, каждую ночь этих клоунов гоняю!
- Оно и видно! – недовольно ворчал начальник.
Время шло, полосатые ягоды спели, нервы сдавали.
Но однажды в голову пришла идея. Ради её воплощения пришлось пожертвовать даже часами сна.
И вот к бахче приближаются две тени.
- Осторожно, проволока, - шепчет Семка.
- Вижу, - откликается Лёха.
Внезапно ночь оглашает вой. Он волной катится по баштану и устремляется к Луне. Воришки столбенеют. Спустя две минуты вой повторяется.
- Волки?– выдыхает Сёмка.
- Откуда? У нас их ещё в прошлом веке выбили…
Тут впереди появляются две светящиеся, оскалившиеся морды. Пацаны прирастают к месту, а потом бросаются наутёк, подгоняемые леденящим душу воем.
- Получили, оглоеды! - хохочет Мишка. Потом убавляет громкость и щелкает тумблером – фонарики внутри фигурно изрезанных кавунов гаснут. - Думаю, пару ночей можно будет спать спокойно – не сунутся. - Даёшь Хэллоуин раньше срока!
___________________
* баштан, бахча - место, где растут арбузы
** кавун - арбуз
...Вечер мой!.. На улице - уже давно никого нет, только перекликаются между собой пара весенних птиц, что весной ли, но там, где снега и вьюги рассыпали надежду, где-то там, далеко-далеко слушались верно простых и привычных им ласковых слов милых...
Верно ли?!!. Я думаю, надо б... Надо слышать нам и сейчас это - когда простые и приятные песни их ли - освящают события происходящего, которые, иногда, даже самой лютой осенью, прочитываются, причин нет ли - душою!..
Да, скажу я - душою они прочитываются, те новые, но, удивительно верные нам, светлые и спасительные прекрасные словеса ли их... Что век нам?!. Что же будет при свете оконных высле... выслепов* - которые есть у нас?!. Чистота - небо есть, много-много слабых, мало-мало еле слышимых даже, отголосков её - весны будущей, когда мы снова, оглядуя себя самих, будем ждать нового - которое начало есть... Начни-к!..
Птицы - не пойте им... Весна же!!!
...Весною слышится новая чистота век... Вероятно - она снова тут - где утро начинается - многое, мирное... Пели - но снова нет их...
Нет грусти ли?!! Много-много её - которая виновата мне, она ли?!! Надежды... Веруй!!. Не проща - терпели цвета Его, и смысл имели свой - настоящее в номере мы?... Какая же ты - новая?.. Веруй!!! Не слышу!.. Не выносите-к!.. Снова начнётся утро - новое!.. Не вина ли - век?.. Слышится...
Перво-наперво - уходя - надо укрыть своё верно-верное в полуобитаемом жилище ли, которое давно съедено псами твоими, где век и праведность твоя тут?!! На, прими её - виноватую... Она вся тут есть - верность твоя - что не имея причин рисует на стекле его выслепами?!! Виноватых нет тут?!! В любви ли новый мир твой?!! Жив ли был я?
Птицы - не пойте им!!. Я больше не жив. Лоскутковыми одеялами укутаюсь!!. Нижайше поклон клали - вы где?!! Птицы, где вы?..
Птицы, пойте!!.
Скрипнула входная дверь, и в комнату вошла Наталья. Ира и Таня, одногруппницы по институту, делившие с ней жильё, моментально притихли. Они ждали подругу и готовились её утешать, придумывали, чем можно будет отвлечь от случившегося. Мало того, что она помяла свою машину и рассталась с парнем, так ещё и профессор влепил ей неуд. Громко хлопнув дверью, Наталья покинула аудиторию, и вот до вечера они её не видели. Но, к удивлению подруг, девушка просто сияла: улыбалась, пританцовывая прошлёпала в комнату, неся в руках туфли и демонстрируя сломанный каблук. Девушки притихли, недоумевая такой радости.
- Наташа, ты пьяна? - осторожно спросила Ира.
- Нет. А что, надо? - просияла Наташа и небрежно швырнула обувь в угол комнаты.
- С тобой всё в порядке? - уточнила Таня.
- Да, девочки, все в порядке. Всё отлично, просто превосходно! - Наташа перестала кружиться и, сияя улыбкой, уставилась на подруг: - Почему у вас такие лица? Ну, говорите, что ещё стряслось сегодня?
- Ничего не случилось, - промямлила Ира и переглянулась с Таней, - странно видеть тебя такой счастливой после всего, что было сегодня...
- А что было сегодня? Ничего не было, этот день самый лучший, самый великолепный!
- Прости, но мы тебя не понимаем, - вздохнула Ира, - и ты нас пугаешь...
- Что тут понимать? Во всём надо видеть хорошее, девочки, ведь могло быть стократ хуже! Как вы не понимаете: вот сломался всего лишь каблук, а не нога; въехали в меня, да, та вмятина ерунда, все живы. И не моя там вина! Неуд? А что было ждать, если я не учила, теперь подготовлюсь на пять! А Лёха, да пошёл он, видно не моя судьба, и так многое терпела. Так что сегодня самый лучший день!
- Добро пожаловать в семейный отсек,- пропел приятный искусственный женский голос.
Сеня решительно вошел, дверь за ним опустилась…
Уже почти год космолет «Вега» находился в пути к системе Альфа Центавра. Предусмотрительные конструкторы продумали все детали отдыха экипажа вплоть до имитации семейной атмосферы. «Космической женой» предстояло стать высокотехнологичному роботу, внешне и на ощупь почти не отличавшемуся от женщины. Вид и голос мог подбираться индивидуально.
Сеня до последнего оттягивал посещения «семейного очага». Его романтичная натура просто противилась принять обещанное искусственное семейное тепло. Но в последнее время его всё чаще начали посещать сны – невеста, которая осталась ждать на родной планете, свадьба… Сеня понял, что это неспроста – это судьба. Тем более, коллеги всячески расхваливали «космическую жену», намекая, что она способна выполнить даже «супружеский долг» при удачном стечении обстоятельств – то есть, отсутствии головной боли, «критических дней» и прочем. А с «коcмической» подругой Светой отношения уже месяц, как расстроились…
- Ну что, явился не пропылился? – услышал Сеня, войдя. Улыбнувшись, он ответил:
- Привет, Маринка… как дела?
Спустя минуту, в прихожей появилась и она. Сеню удивило внешнее сходство, только вид у нее был далеко не «парадный» - старый длинный халат, растрепанные волосы, а привычный яркий макияж полностью отсутствовал. В руках она держала сковородку…
- Я-то уже двадцать семь лет, как Маринка… а ты где шлялся? – продолжала «жена».
- Как это где? – Сеня с опаской покосился на сковороду, - на работе… а где же еще?
- Так-так… на работе… - тон «жены» не предвещал ничего хорошего, - у Светки ты был, гад!
- А… откуда?.. – успел пролепетать Сеня, но тут же получил сковородой по голове. Он, сморщившись от боли, выкрикнул условный сигнал, - конец сеанса!
«Жена» напоследок ангельским голосом ехидно пропела:
- А как ты думал? Объявил себя подосиновиком, ну и… добро пожаловать в лукошко.
- Хреново в тебя поговорки втюхали, - проворчал Сеня, ощупывая шишку на голове.
Душа – она трёхструнный инструмент.
Одна струна от радости поёт,
другая в исключительный момент
пространство томной грустью всколыхнёт.
У третьей всё же самый нужный тон.
Она поёт, конечно, о любви,
о женщине, в которую влюблён,
о неге и брожении в крови…
Однажды, в тёплый чудный майский день,
когда бурлила буйная весна,
стояла ты, опершись на плетень,
в душе моей проснулась вдруг струна.
Какая? Не просите, не скажу.
Быть может, это даже был аккорд?
С тех пор у дома твоего брожу,
в душе переживая дискомфорт.
Но гаснет рано свет в твоём окне,
и я тогда иду к себе домой.
Душа играет на второй струне
печальный вальс под грустною луной…
Ты недоступна – королева красоты…
Одно осталось – сочинять стихи.
В них слово главное…
Какое?
Ты…
В них про любовь и нет в них чепухи.
Тоску сменяет первая струна –
я с радостью тебе свой стих пишу.
К финалу прогремит ещё одна –
любовью я, как юноша, дышу…
---
Проснусь – и будет снова тёплый день –
и ты стоишь, опершись на плетень…