ПРОЩАНИЕ С СЕЛЬСКИМ ПРИХОДОМ
Проститься с мезонином где жил я сельский викарий
взять проповедей пару и томик Библии старый
а сад пусть остается с гусями и с этим забором
здешних коней пугая каштанов невнятным спором
Приедет мне на смену умней чем я проповедник
весной ему каштаны цветы пусть роняют в требник
Еще от всех украдкой зайти бы в костел проститься
ведь собственного плача ксендз будто греха стыдится
Взглянуть на того святого с внешностью неприметной
и на смешное сердечко с наивной розовой лентой
оно средь даров сверкает будто жучок живописный
в такие часы что служат равно и смерти и жизни
Мышей не всполошить бы и тишь по молитве нашей
патронов доброй славы и злую сову на башне
Уйду я грусть скрывая как искр неугасших ворох
берут меня из деревни чтобы разжаловать в город
Грустно собак оставить. Забыть мне будет так трудно
мерцавшую золотисто глубь деревенского пруда
лес с дятлом и кукушку
что в самой чаще таима
так смешно повторяет лишь собственное имя
приблуду что на речке перевернулся на лодке
там крест кривой на могиле и летом цветут яснотки
Жаль школы детей за партой и сторожихи с ключами
кто-то другой приедет может быть это и лучше
отметки поставит строже зато чему-то научит
Жаль хромых и оглохших и жаль больного в больнице
и в шали прошлого века жаль старосветской девицы
жаль грустных приготовлений к предрождественской ночи
когда от мамы облатка дрожит в конверте на почте
Еще тайком вернусь я когда вся деревня в дреме
стих о святой Тересе закончить здесь в этом доме
По кладбищу пройдусь я. Прости меня Ты что судишь
и добрыми руками похорони среди худших
ПЕРВАЯ МЕССА
О, стих мой, бедный стих мой, я первый раз сегодня
здесь в вышитом наряде перед крестом Господним
А Юрек на Повонзках овит военной славой,
а я тут в белой альбе,1 служитель Бога слабый
О, Иисусе с розой, весь в шрамах, весь избитый,
на мальчиков с Повислья,2 что служат здесь, взгляни ты
Пусть мне одним хоть вздохом передадут дыханье
ровесников задорных, погибших в дни восстанья
ТОТ КОХАНОВСКОГО ПСАЛТЫРЬ
Верни мне Господи все то —
тот горький чай пред боем смертным
отца умершего письмо
матери сердце свитер сестрин
Тот Кохановского псалтырь3
сгоревший с Вильчьей4 в дни восстанья
и все чего могу другим
желать я а себе не стану
Ту исповедь когда в руке
Спаситель слезы мои взвесил —
и день из детства на катке
тот день один что был так светел
Тот снег что на глаза мне пал
и шепот неразумной крови
и как тяжелый фолиант
поставь мне с чашею на гробе
НА СОЛОМКЕ
У алтаря пригасну — искра за искрой смеркся
остались лишь ботинки — притоптанное сердце
И красная лампадка — как леденец детский
или щека солдата трубящего громко
Месса длится. Матерь Божья меня держит —
зыбкий мыльный пузырь на соломке
О ПРОПОВЕДЯХ
О как не выношу я проповедей в храме,
возвышенных и умных, набожных и слабых
Когда произношу их, прервал бы на полфразе,
требник читать пошел бы в саду среди яблок
Другое дело — веру толковать детишкам,
грешникам глянуть в лица и слова не молвить
Или следить, как ловко иволга щиплет вишни,
а трясогузка в ряске насекомых ловит
НЕ ВЕРУЮТ ДЕРЕВЬЯ
Не веруют деревья все без исключенья
птицы не желают учить закон божий
пес в костел ходит чрезвычайно редко
несведущи в вере
а такие послушные
евангелья не знают жуки под корою
даже тмин белый на меже тишайший
у дороги камни
на щеках слезы
не знают францисканцев
а такие все бедные
к проповедям глухи праведные звезды
ландыши что близки мне стало быть одиноки
горы что спокойны терпеливы как вера
любови с пороком сердца
а такие все чистые
ОН ПОСМОТРЕЛ
Он посмотрел
на готику что строит средневековые мины
на алтарь восемнадцатого века как барочный гроб
на крысиных лапках
на мохнатые ковры превращающие наши ноги в кошачьи
на люстру что как барыня в кринолине
на потолок его светлость
на скамеечки чтобы кающимся стоять на коленях
на ангела что вечно на номер меньше
на листья что в свете красной лампадки отливают чернью
Он стал в углу заламывая отъятые от креста руки
и подумал
пожалуй все это не для меня
