ЛЕЙТЕНАНТ РИПЛИ, В РАСПЛАВЛЕННЫЙ СВИНЕЦ ЛЕТЯЩАЯ
Не припомню, чтобы Фрейд говорил что-либо по этому поводу.
Помнится несколько другая фраза: «Мы слизь. Реченная есть ложь», – весьма известная интеллигентному кругу просвещённых читателей и популярная в постмодернистски окультуренной среде юрких сочинителей и пронырливых исследователей феноменально отшлифованного нарратива парадоксально-пародийная интерпретация тютчевского афоризма, принадлежащая даровитому и прозрачно-просвечивающему американскому энтомологу русского происхождения; фраза, которая ложна в такой же степени, как и сам классический источник травестирования.
Потому что мы – слизь не в той степени, как это безапелляционно утверждается.
Любопытным однако же представляется следующее обстоятельство.
Попытаемся ответить на вопрос: что больше всего воздействует на зрителя, вызывая неприятие и отвращение при каждом появлении Чужих в кадре? Не то, что они бегают подобно каким-то усреднённым тираннозаврам по неким космическим воздуховодам, и не то, что из их раскрытой пасти телескопически высовывается ещё дополнительная зубастая пасть, и даже не то, что их мерзкие проворные паукообразные личинки норовят вцепиться отважным астронавтам в лицо, а потом, благополучно пережив метаморфозу, выбираются на свет божий, разрывая абдоминальную полость живого инкубатора. Нет! Главное, узловое по отвратительности – это слизь. Слизь, вязкая, тягучая, которая капает с них, покрывает их яйцеобразные коконы, остаётся омерзительными метками по маршруту их передвижения. Именно эта неопрятность как признак нецивилизованности, вернее как признак цивилизации, но не нашей, асептической и дезодорируемой, а какой-то иной, из прошлых пещерных лет, – это отталкивает сильнее всего.
Поражает психологически верная находка авторов фильма. Поражает потому, что несёт в себе эротическую нагрузку. Именно эротически значимые полости у человека слизисты. Только об этом он не задумывается. И ещё одна особенность в том, что у человека они скрыты, ну или прикрыты. А у Чужих – всё это течёт, тянется, липкое и капающее. В этом особая, на уровне осязательных рецепторов, их и гадкость для нас, и притягательность.
Многие чудовища Лавкрафта также покрыты слизью.
В «полужидкую, отвратительную гниющую массу» превращается мсье Вольдемар у Эдгара По.
Возможно, слизистой массой был Океан Соляриса у Лема. По крайней мере, Бертон, рассказывая о своих впечатлениях, упоминает об этом: «Сквозь абсолютно чёрные трещины на поверхность полезла густая слизь…», и далее, в описании созданного Океаном фантома ребёнка, когда-то оставленного ушедшим из семьи Фехнером: «Он был голый, совсем голый, словно только что родился. И мокрый, а точнее, покрытый слизью…».
Слизью одеты рыбы. Но с ощущением этим – держать в руках холодную водную тварь, скользкую от слизи (хорошо уже и то, что – не липкой!) – рыболов мирится ради пищевой ценности объекта добычи и/или эстетического наслаждения процессом ловли.
У Андроникова в рассказе «Первый раз на эстраде» в описании артистической комнаты, где готовятся к выходу оркестранты, есть фраза: «Кто строил скрипку, кто вытряхивал на ковёр слюни из духовых». Почему не слюну, а слюни? Какие скрытые эротические механизмы подсознания обусловили выбор Ираклием Луарсабовичем именно этого варианта?
Чехов, измученный чахоткой, сплёвывал мокроту в специальную баночку. Как и все туберкулёзные больные. Эта деталь не ускользнула от внимания практически ни одного из его подробных мемуаристов.
Павлов, изучая пищеварение, вставлял собакам фистулу, через которую капала слюна.
Вы когда-нибудь пробовали набрать в пробирку миллилитров пять пусть даже и собственной слюны? То есть – ходить и, по мере накопления, сплёвывать в какую-нибудь подходящую тару? И после поглядеть на это дело?.. Собственный кал в баночке – и то производит более приятное впечатление! А уж об очаровании слегка опалесцирующей, соломенно-жёлтой мочи в сравнении с этим самым, густо-наплёванным слизистым отделяемым из ротовой полости, и говорить не приходится!
Мысль не идёт к цели напрямую.
Мысль движется по лабиринтам.
В одной из последних частей «Чужих», по эффектности и силе воздействия уступающей, как и положено, первой части, есть, тем не менее, впечатляющий заключительный эпизод: добровольное самоубийство героини Сигурни Уивер, знающей, что в её теле притаился коварный зародыш самки Чужого. Это замедленное падение с высоты в бурлящий расплавленный свинец (в некую сверхслизь) лейтенанта Рипли, крестообразно раскинувшей руки, есть не только жертвоприношение, но и в высшем смысле эротический акт единения-возвращения в символическую студенистую среду (за неимением первичного бульона сгодится и расплавленный свинец), откуда, если отвергнуть идею креационизма, возникли все мы.
|