«Угрюм-река»… наверное, в сём живописном повествовании есть некая, лейтмотивом звучащая у Шишкова неправда или фантазия – относительно «тунгусской дочери тайги», – думал я тогда, в восьмидесятых…
Ан, нет: как-то, летом знойным и росным, на широком плёсе могучего Тумнина, я увидел стайку местных девчушек в купальниках.
— Салют, милые красавицы, – от всего сердца поприветствовал я русалок на языке акунка-еминка, нечаянно и неосторожно подмечая совершенную взрослость стройных фигурок, заглядывая в тигриные глаза их и надеясь обнаружить в зрачках тени предков…
В ответ – дикое фырканье:
— Вали, дед … куда шёл. – Вот так вот. Дед, и всё тут!
Куда? К себе, в себя, в прошлое своё! Ну а бы не пепел возраста? Винюсь, читатель: не происходило этого намедни; я же честь имел бывать Устьем ещё в подростковом и юношеском течении Бытия, а всё что пишу вам касательно современности – есть чистой воды лукавое компенсирование ностальгических диссонансов в суходольном творчестве моём.
Девочка на плесе первоначала, девушка у реки предвкушений, женщина в потоке познаний… Таёжные мои Синильги… Я любил их юную зрелость, нагую непосредственность и земную сущность, туманную манность и многоликое однообразие, – любил близко и издалека; и может быть, со временем, понапрасну подняв к небу, – водрузив нимбы и короны, возвеличив, – тем приглушил в себе рассудительность…
Так ли это? – спрашиваю у галечных запруд из отрочества, так ли? – скажи, седой океан Времён моих зыбких. Я и доднесь как в годы заветные, являюсь непротивительной жертвой и подспудным поклонником колдовских чар волнительных шаманок, окропленных водами любвеобильными…
--------------------------------
