Гузель, открой глаза

Гузель, открой глаза и напиши об этом:
Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о новом романе Гузели Яхиной «Эшелон на Самарканд». Новая работа писательницы посвящена голоду в Поволжье в 1920-е годы. Основное действие книги происходит в поезде, везущем пять сотен голодающих сирот из Казани в Среднюю Азию. Эшелон сопровождают взрослые: начальник Деев и комиссар Белая. Однако несмотря на ужас событий, происходящих в реальности, роман «Эшелон на Самарканд» оказывается в высшей степени комфортным для читателя. Критик утверждает: «Гузель Яхина стала одним из сравнительно немногих в России по-настоящему народных авторов — со всеми преимуществами и неудобствами, присущими этой роли. Народность подобного рода, как правило, проистекает не только (и не столько) из умения писателя восхитительным языком рассказывать захватывающие истории, но в первую очередь из его способности откликаться на иногда неясный, непроговоренный, но от этого не менее настоятельный общественный запрос. »
У меня другое мнение. Я слышал уверения Гузель при исповеди на ТВ , что сподвигла её на новый роман боль от тех страданий которые пережил народ в от зверств большевиков. Тут логическая нестыковка, чтобы эту боль почувствовать ей пришлось долго сидеть в библиотеках, читая архивы. Сама она не видела того, что описывает, голод не испытывала. Значит идея написать появилась у неё, до родившейся в архивах, невыносимой боли. Не мазохистка же она. На Зулейхе она хорошо заработала, снят фильм, пришла скандальная слава. Решила ковать, пока железо горячо.
Хочу задать ей вопрос: Если вам так хочется писать о людском горе, почему не опишите то, что вы видели в 90 е. Бандитов, безнадёгу, отчаяние, нищету и вымирание народа по 300 – 500 тысяч ежегодно? От этого сердце не болит. Или всё проще, вы понимаете, что за книги о несчастья 90 х вы денег не получите, никто не издаст их в десятках тысяч экземпляров, не снимет кино.
В середине февраля 1990 года национал-исламисты буквально растерзали полторы тысячи русских мужчин и женщин в Душанбе. Женщин под грохот автоматных очередей и гогот насильников заставляли раздеваться и бегать по кругу на площади железнодорожного вокзала.
"А назавтра отрезок дороги у текстильного комбината превратился в ад. Банды исламских фундаменталистов блокировали шоссе. Из прибывающих с двух сторон автобусов и троллейбусов они вытаскивали русских женщин и насиловали здесь же на остановках и на футбольном поле у дороги, мужчин жестоко избивали. Антирусские погромы прокатились по всему городу. «Таджикистан для таджиков!» и «Русские, убирайтесь в свою Россию!» - главные лозунги погромщиков. Русских грабили, насиловали и убивали даже в их собственных квартирах. Hе щадили и детей. Такого изуверства Таджикистан еще не знал... Городские и республиканские власти растерялись..." Владимир Стариков. «Долгая дорога в Россию»
Напишите об армии вывезенной из Германии в чистое поле. 379 тысяч солдат и офицеров, плюс жёны, дети. Сколько страдали они –напишите. Голодали, мёрзли, болели, умирали.
Об ужасах СССР писать выгоднее. Но вы зря стараетесь, у вас не хватит таланта написать так, как написал Шолохов.  Прочтите для начала рассказ Шолохова «Алёшкино сердце». Может у вас ума и совести хватит понять, что вы никогда не сможете написать лучше. Больше страниц напишите, лучше нет. Потом прочтите его письма Сталину о перегибах при коллективизации. Вам такое написать не хватит ни ума, ни фантазии. Не врите, что в СССР об этом не писали, писали и очень талантливо те, кто всё видел своими глазами.
Алёшкино сердце
Два лета подряд засуха дочерна вылизывала мужицкие поля. Два лета подряд жестокий восточный ветер дул с киргизских степей, трепал порыжелые космы хлебов и сушил устремленные на высохшую степь глаза мужиков и скупые, колючие мужицкие слезы. Следом шагал голод. Алешка представлял себе его большущим безглазым человеком: идет он бездорожно, шарит руками по поселкам, хуторам, станицам, душит людей и вот-вот черствыми пальцами насмерть стиснет Алешкино сердце.
У Алешки большой, обвислый живот, ноги пухлые… Тронет пальцем голубовато-багровую икру, сначала образуется белая ямка, а потом медленно-медленно над ямкой волдыриками пухнет кожа, и то место, где тронул пальцем, долго наливается землянистой кровью.
Уши Алешки, нос, скулы, подбородок туго, до отказа, обтянуты кожей, а кожа – как сохлая вишневая кора. Глаза упали так глубоко внутрь, что кажутся пустыми впадинами. Алешке четырнадцать лет. Не видит хлеба Алешка пятый месяц. Алешка пухнет с голоду.
Ранним утром, когда цветущие сибирьки рассыпают у плетней медвяный и приторный запах, когда пчелы нетрезво качаются на их желтых цветках, а утро, сполоснутое росою, звенит прозрачной тишиной, Алешка, раскачиваясь от ветра, добрел до канавы, стоная, долго перелазил через нее и сел возле плетня, припотевшего от росы. От радости сладко кружилась Алешкина голова, тосковало под ложечкой. Потому кружилась радостно голова, что рядом с Алешкиными голубыми и неподвижными ногами лежал еще теплый трупик жеребенка.
Мать, лежавшая третьи сутки не вставая, шелестела Алешке:
- Леня... пошел бы... молочаю в саду надергал...
Ноги у Алешки - как былки, оглядел их подозрительно и лег на спину, от боли, резавшей губы, длинно растягивал слова:
- Я, маманька, не дойду... Меня ветер валяет...
На этот же день Полька, старшая сестра Алешки, доглядела, когда богатая соседка, Макарчиха по прозвищу, ушла за речку полоть огород, проводила глазами желтый платок, мелькавший по садам, и через окно влезла к ней в хату. Подставив скамью, забралась в печку, из чугуна через край пила постные щи, пальцами вылавливала картошку. Убитая едой, уснула, как лежала,- голова в печке, а ноги на скамье. К обеду вернулась Макарчиха - баба ядреная и злая. Увидела Польку, взвизгнула, одной рукой вцепилась в спутанные волосенки, а другой - зажав в кулаке железный утюг, молча била ее по голове, лицу, по гулкой иссохшей груди.
Из своего двора видал Алешка, как Макарчиха, озираясь, стянула Польку с крыльца за ноги. Подол Полькиной юбчонки задрался выше головы, а волосы мели по двору пыль и стлали по земле кровянистую стежку.
Вот цитата из письма Сталину:
Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью — будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы.

Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?
Вы сможете добавить больше ужаса? Нет. Тогда не тратьте время и бумагу. Открой глаза шире и пиши о том, что видела, испытала в 90 е. Не хватает боли пойди на кладбище, глянь на могилы молодых парней, убитых в расцвете лет, на умерших от палёной водки, наркотиков, поговори с женщинами, ставшими проститутками, с парнями, которым искалечила психику Чечня, с теми людьми родных которых зарезали, забили тяпками узбеки, таджики, послушай, как с живых сдирали кожу, жарили на кострах, как шашлык в Приднестровье, заживо сожгли в Одессе. Ужасы нашего времени вас не волнуют или страшно написать? Премий никто не даст, а пулю запросто. Напишите о соседях убивающих стариков за квартиру, за бизнес, о риелторах, коллекторах, пирамидах, обманутых дольщиках. Зла хватает и сегодня, нужно только открыть глаза, снять с них шоры и не бояться писать, не надеясь на награды, премии, и журналистах, жаждущих интервью. Способны вы на это? Зачем бередить раны, толочь воду в ступе. Мы и так вымираем. Нужно думать, как приумножить народ. Он в депрессии, самоизоляции. Хватит врать и ныть!