(у скалы Чёрная Клешня происходят таинственные случаи гибели кораблей. За дело берётся журналист. Через Лоцмана он находит судно, которое подбросит его к месту таинственных катастроф.
Судном оказалась шхуна контрабандистов. Капитан Угрюм, толстый боцман Лангет, матрос Игла и с ними лоцман, взялись довести журналиста до Клешни (по пути) через Долину Смерти. Неожиданно там их ждала засада…После короткого боя, чудом избавившись от преследования, они подходили к Клешне…)
Морской болезнью больше не страдал,
Стал тухлой рыбы дух уже роднее,
Четыре пули в бочке насчитал…
«С крещением, Герой, глотни смелее!» -
Игла всё ту же флягу протянул.
Сверкало звёздами ночное покрывало.
Игла: «Смотри, а звезд здесь – караул…
Твоя б душа уже б по ним гуляла…» -
Игла опять на бочку указал:
«А значит, что пока нам карта катит.
Вот в этой бочке всё добро и зло,
А дыры надо нам законопатить.
Что в бочке главное? Не пули, и не кокс,
Тухлятиной присыпанный до края,
В ней самый главный жизненный вопрос:
За чем я здесь, дурак? Скажу – не знаю…»
***
Иглу кэп вызвал, лют как сто чертей…
Луна мне что-то звёздное шептала.
Я после виски чувствовал сильней -
Мне что-то важное она сейчас сказала.
«Вон там «Клешня». По курсу видишь точку?» -
Мне Лоцман указал во тьму куда-то.
Хоть ночь была и светлой, влез на бочку,
Что б увидать ту «точку невозврата».
«Мы ближе подойдём, но не настолько,
Чтоб рисковать. Теченьем плот подхватит.
Мы сбагрим груз и завтра ждём, но только
Тебя до пОлдня, больше нас не хватит».
Я Лоцману ответил: «Помню. В силе
Всё то, о чём с тобою говорили,
Что ждете меня ниже по теченью,
А если нет - свечу за воскрешенье
В ближайшем храме… Впрочем, я шучу,
Пойду всё снаряжение проверю,
Статью в журнал когда-то напишу:
«Есть в каждом человеке чувство зверя»
***
«Клешня» всё ближе к нам на горизонте,
А я помощником смотрителя могил,
Вдруг ощутил себя, как будто на погосте,
Я увидал скопленье тёмных сил.
Спустили плот. Потом аккумулятор.
Мотор хоть слаб, но хватит с головою.
Ракетница, фонарь и навигатор,
И черт те что в двух сумках взял с собою.
Особенности плота – он шатром,
Немного управляем, но не боле…
Когда с тобой играет средний шторм,
Ты в мире хаоса, как перекати-поле.
Прав оказался лоцман, старый пёс, -
Штиль. Я на зеркале ночного океана,
Рукой хотелось зачерпнуть бы звезд.
Но побоялся замочить карманы.
Я отплывал от шхуны сумасбродом,
Кэп покрутил мне пальцем у виска,
Попутного желая «матерка»,
Жуя, Лангет махал мне бутербродом.
Прощанья-встречи Лоцман не любил,
Мне как крылом махнул широкой шляпой.
Игла, под кайфом, ласково: «Дебил,
Иди ты к чёрту и скорей обратно!»
***
Сегодня ночь особая в чистилище,
Что можно слышать песнь погибших в буре.
В скале приют для некого чудовища,
Болтал об этом в местном баре дурень.
А дурень был из тех, кто чудом выжил.
Что на обломках плавал у Клешни,
Стал пьяницей, за пояс прятал ножик,
Его убитым как-то в ночь нашли.
Что правда, а что миф - узнаю вскоре.
Какого чёрта? Мрачная легенда
Мне надоела, я готов поспорить:
Похоже про Кин-Конга кинолента.
***
Клешня по высоте – два Нотр-Дама,
Так показалось ночью, а длина
(тяжёл мой глазомер) как диорама:
Ни дать, ни взять – китайская стена.
Пока теченье предложило дружбу,
Воспользоваться право же не грех,
Я тороплюсь, как будто бы на службу,
И замираю – страшный крик и смех.
Ужасный крик, страх спрятался в живот,
Была бы суша, я б решил - гиена,
А среди скал, ну кто еще живёт?
Ну, разве что здесь прячутся сирены…
А может то кричала Никтилена?
Исчезнувшая царственная дочь,
Которую Афина за измену
В ночную птицу превратила… прочь,
Прочь - всякий бред мне разум сверлит буром.
Сосредоточусь. Нужен репортаж.
Какой-же я смельчак? Так, на смех курам.
Я просто псих, поверивший в кураж.
И снова крик то горестный, то жалкий,
Тяжёлые хлопки и смехо-плач,
Я замер и держу весло как палку,
А сердце прыгает и скачет словно мяч.
Крадусь как вор, веслом едва-едва,
Сегодня штиль иначе б не до смеха.
Мне высветила бухточку луна,
Под скальным сводом здесь ночует эхо.
Настало время мёртвой тишины.
Я снова вдоль Клешни иду без всплеска,
С весла стекают капли на штаны,
А за спиной мотор спит на подвеске.
Внезапный гул, как тысячи тросов,
Вдруг открывают ход из преисподней,
Как молот каменный вдруг лязгает засов,
А может не засов? Пути господни…
Глазами филина смотрю и… ничего.
Вдруг слышу хор печальный замогильный,
Я был психически вчера ещё того…
Нормальный, а сегодня - псих стабильный.
Стоп, не дурак, подумал, ли я сам?
Какой тут хор? Эффект в момент отлива?
Веслом работаю одним, потом двумя.
Что за углом щербатого залива?
Туман спускался сверху по Клешне,
Такого грязно-серого оттенка
И вдруг, как узник выйдя из застенка,
Огромный крейсер шел навстречу мне.
При свете звезд он шёл почти бесшумно,
Загадочным свечением горя,
Как будто надвигается гора
И тени не отбрасывает лунной.
Откуда тут карающий посланник
С нацистскою символикою в круге?
Задравши пушку этот мрачный стражник,
Что охраняет здесь средь скал в округе?
Я в шоке, как герой из киноленты,
Что замер, словно сказочный менгир,
Стою с веслом как царь на постаменте,
А голос внутренний: «Беги!!! - Avec Plaisir!»
Мотор чихнул и сдох: секунда-вечность.
Быстрей на весла, мать твою взашей,
Сто метров до укрытья – бесконечность
Жму, будто на галере сто чертей.
Крюк на верёвке зашвырнул за выступ
И к сумке махом - там аппаратура,
Ночная съёмка, а со мною приступ:
Трясутся руки… Как снимать? Халтура…
Противный гул, пот липкий словно клейстер
И каждой клеткой чувствуешь опасность,
И шелест - за спиной немецкий крейсер,
На смену страха вдруг пришла азартность.
В отсвете лунном чуть названье борта:
Какой то « Браун…берг» и номер «23» -
Пол века с гаком ни войны, ни фронта,
Нацистский крейсер как уберегли?
Он тихо шёл. Во мне червяк-загадка:
Снять бы со светом - сказочный пижон,
В меня охрана стрельнет для порядка,
Чтоб, сука, не вылазил на рожон.
Мне рожу в небе скорчила луна,
Как будто: «Я тебя предупреждала…»
Сижу в укрытье, гребешком волна,
А чёрный стражник плыл в глубь океана.
Крадусь по новой, где-то с полчаса,
Я осмелел. Где у скалы калитка,
Что выпускает чёрта? Чудеса.
Галлюцинация? Теперь играет скрипка…
Нет, показалось, то ночная птица.
Поёт протяжно как за упокой.
На горизонте вспышка, Мне не снится?
По-моему, идёт серьезный бой.
Я слышу выстрелы, огни на горизонте…
Бухтит протяжно мощный пулемет.
Одна, вторая вспышка, как на фронте…
Теперь бьёт пушка или миномёт?
Залп - световые падают ракеты,
Треск и секунды нет для тишины,
А ведь не слабо бьются там ребята.
Но, чёрт возьми, не призраки они?
И посреди карминовой той ночи,
Вдруг вижу приближение огня:
На всех парах корабль, между прочим,
Летит в скалу, в то место, где был я.
Всё на меня, проклятье, что за напасть?
Тут судно сильно дало крен по борту,
Летит задравши над водою лопасть,
Я прячусь за уступом, ну вас к чёрту.
На судне слышу паника и крики,
Мерцает свет, на мостике стрельба.
Блаженный вопль раскатом: «Помогите!!!»
Спасаться было поздно. Не судьба.
Под щупальцами монстра-осьминога,
Трясётся жертвой судно, кверху лопасть.
Сжимают кольца дьявола морского,
Корабль на скалу летит как в пропасть.
Гигантские толстенные отростки,
С мясистыми присосками на щупах,
Швырнув на камни судно по-злодейски,
Вдруг исчезают в пенных чёрных водах.
Представил ужас, крики рулевого,
Безумный взгляд - он ждёт неотвратимость,
Команда помешалась: «Кракен!!!...ТОго!!!»*
Сто метров… десять до скалы… свершилось!
Железный борт вдруг бросился на приступ
И раскололся как большой орех,
Безумный взрыв – огромный белый выхлоп:
Зашлась взрывчатка в трюме как на грех.
***
Корабль был не крейсер – как ни странно,
Мой плот свернув ударило волной,
Я прыгал словно в цирке обезьяна,
Солёный душ пролил над головой.
А с неба падали тряпьё и доски сбоку,
И чёрт те что посыпалось кусками.
Мне из воды вдруг кто-то тянет руку,
Она дрожит, скрываясь под волнами.
***
Всё догорело здесь и снова тишина.
Лишь рядом плавает со шхуны табуретка,
А голос внутренний: «награда ждёт тебя:
Что не обделался от страха – съешь конфетку»
Прошло еще, наверно, с четверть часа,
И в тёмных водах вспыхнули огни,
Огромными большими светляками
Кружили долго… странные они.
Больших четыре, с мощными лучами,
Подводных лодок? Это невозможно.
Такая скорость… то в кольцо сжимались,
Потом цепочкой плыли осторожно.
А я смотрю, они как будто таят,
Идут ко дну, в глубины океана,
Я был в азарте – съёмкою был занят:
Смотрю в глазок, - как в муть на дне стакана.
Уже светало. Я чумной и мокрый.
Переоделся, в сумке две рубашки.
Усталость валит, голос солнца добрый:
«Давай-ка выпьем, что ли, по рюмашке?»
***
И я заснул. И снилось мне про это…
Как будто я попал на фестиваль,
Насилу добежав до туалета,
А вместо унитаза там рояль.
Что общего в рояле с унитазом?
Есть крышка там и там, чего гадать?
Спустив штаны стою офанаревший:
Не зная нот, ну как на нём играть?
Дурацкий сон. Проснулся. Припекает.
Проплыл и камерой доснял ночное зло.
Обломки, мусор с пеной и, кто знает,
Что ночью этой здесь произошло.
А время шло. Столкнув балласт-канистры,
Мотор включил и, сволочь, - всё в ажуре.
Там, где-то ниже, ждут контрабандисты.
В бинокль вижу их, стоят на карауле.
(продолжение следует)
Жижа Череповский (Чёрный Поэт) Харьков
2018 (фото инета)
|
