В наш дикий век, безумия, коварства,
Я голых баб любил аж жуть,
И водку пил, как горькое лекарство,
И в бога верил я, чуть чуть.
Всё началось в урочный час,
Когда презрев успех и злато,
И от льстецов слащавых фраз,
Укрылся в келье небогатой.
Там коротав земные дни,
Со старцем были мы одни.
И вот однажды снится сон,
Что я в отшельника влюблён,
Проснулся в хладном я поту,
Его нащупав наготу.
Едва отбившись от объятий,
Лучину вскоре запалил,
А он присев на край кровати,
Со мною так заговорил:
—Любезный друг, вот мой рассказ,
Зачем я трогать начал вас.
Я был умён, красив, богат,
И к счастью, даже не женат.
Оставив службу в среднем чине,
Кутил в столице, без причины.
Отведал я греха не мало,
Богатство в том мне помогало.
Моралью разум не мутил,
Как невский лёд трещали целки,
На шпиле я своём крутил,
Любой не пропуская щелки.
Вот помню раньше, ради шутки,
Я лоно рвал у проститутки,
И ликовал я как дитя,
На тело женское глядя.
Любил лохматого гонять,
И вот однажды, кабы знать!
Давали бал в приличном месте,
Столичная собралась знать,
И для меня же, дело чести,
Мазурку в свете танцевать.
На том балу я встретил их,
Танцовщиц юных, из театра.
И пригласил домой троих,
Горя от страстного азарта.
Мы в спальне затворились все,
И наше бурное эссе,
Уже к финалу подходило,
И всё тогда казалось мило,
Но без причин и предисловий,
На ложе в месте изголовий,
В постели мягкой из перин,
Одна из прима балерин,
Бзданула так, что окосела!
И простынь та, что чище мела,
Покрылась охристым нарядом,
Как сад осенний листопадом.
И в то же день я занемог,
Надолго с лихорадкой слёг,
Меня уж боле не прельщала,
Кокетки озорная грудь,
Друзья, попойки, грохот бала,
В деревню я решил махнуть.
Хандря, покинул я столицу.
И как бы лучше изъяснится,
Мне повстречался пастушок,
И так он мило дул в рожок,
И губки алые сверкали,
Я впрочем опущу детали...
И вот проходит год другой,
Меня прозвали голубой.
Дурную склонность обретя,
Всего лишь пару лет спустя,
Я изменился, стал сварлив,
Заносчив, гневен и строптив.
И что бы излечить недуг,
Созвал я всех, дворовых, слуг,
Раздал им платья и богатства,
Лишь посох взял и два плаща,
Пошёл я по миру скитаться,
Уединения ища.
Отрыл пещеру я в горе,
Который год забытый всеми,
Постился я в своей норе,
Мою болезнь смололо время.
И тут я в келье встретил вас,
Отведав щей, уснув,
Вы громко испустили газ,
Мне память всколыхнув.
Я обезумел в тот же миг,
И к вам мой друг приник.
Печален был его рассказ,
Бежали слёзы по ланитам,
Сверкали сонмом ярких страз,
На старческом лице не бритом.
Ну что ж не будем горевать,
Могу лишь дать вам пососать.
Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть эта о мужском минете. |