Душа моя гремя, проснулась,
Нырнув в безбрежную прореху,
Ехидно как-то улыбнувшись,
Хотя причины нет для смеха.
Вспоров шипом немые звуки,
Терзала ураганный шлейф,
Всуча природе прямо в руки
Подарок щедрый – явный блеф.
Газетой обернула гроб,
Смочив фальшивыми слезами,
Накинув старенький салоп,
Лежит в нем, скрежеща зубами.
С оскалом страшным бедной Моны,
Кляня почем нельзя судьбу,
А муж, скотина, курит тонны,
И ноль вниманья на мольбу.
Ведь счастье любит тишину,
А у него звучит «Сюзанна!»
Лежу в гробу и не пойму:
Он трезвый, сволочь, или пьяный.
Но вот в аул пришла весна,
И с гор спустились клочья снега,
Жизнь пробудилась ото сна…
Из гроба встала, чтоб… побегать.
***
Я не забыла то мгновенье,
Когда ко мне явился ты,
Помятый весь, как приведенье.
Не знавший годы – чистоты.
Отмыла, дура, причесала,
И уложила на кровать…
Мой бог! И не предполагала,
Что ты так дивно можешь лгать.
Царил лишь храп в оплывшей плоти.
Противно даже вспоминать!
Заткну его на верхней ноте,
Когда-нибудь. Ты должен знать.
Ушла, ну и...перо ей в... ухо!
Печенка лишь не подвела б...
На кой те ляд, скажи, желтуха?!
***
Танго любви, слезы печали...
Страсть визави-души венчает.
***
Вчера перебрала селедки,
Конечно, лишь закуски для,
Под капелюшку финской водки,
Но вот, что было опосля.
Тех капель, видно, было много,
И снилась всякая фигня,
Лилась, и вылилось из рога,
«Купанье красного коня».
Всю ночь манила его в ванну,
А он уперся…ни ногой,
Копытами в кроссовках драных,
И вел себя… ну, как плейбой.
Ей - богу, было неприятно…
Такой известный жеребец,
А вел себя так непонятно...
Блин, как неопытный юнец.
Но, поднатужившись, в джакузи,
Свалила, и давай тереть,
Подав ему ведерко смузи,
Чтобы сознаньем овладеть.
Купала, не прибегнув к плётке,
А тут, откуда не возьмись,
Явился вдруг Ликёров - Водкин,
И зарычал:«Ты что?! Окстись!»
Признаюсь, тут же я… окстилась,
Что в переводе… не скажу…
С конем, конечно же, простилась,
Но кажЕн день… в музей хожу.
***
Как столб относится к собакам,
так Гафт и к критикам-писакам.
Сказать об этих, можно ль лучше?!
Но есть и те, чей труд научен.
***
Пусть не Басё,
Но есть здесь всё:
Востока мудрость,
Под пудрой утра.
Мы ехали на Синкансэне
Как будто бы на мягком сене.
В окно кивала нам луна,
А Фудзияма вдаль звала.
Япония, Япония – волшебная симфония!
Ночами снится самурай,
Вопит в окно своё: «банзай!»
Япония, Япония! Да что там, Калифорния?
Тут смех детей беспечно чист,
В перчатках беленьких таксист.
В волшебной сказке мы живем:
Жуём суши, саке запьем.
Мелькают гейши тут и там,
И по ночам в Гионе гам.
Чтоб эту сказку заслужить,
На Кунашире надо жить.
Придёт к нам дядька самурай,
Откроет дверь в японский рай.
Заставит нас ра-а-а-бо-тать он,
И жить его-о-о заботами.
О процветании страны
Мы перестанем видеть сны.
Япония, Япония! Такая, брат, симфония!
Не снится больше самурай,
И не орёт в окно : «банзай!»
Япония, Япония! Да ну их, с Калифорнией!
Уж лучше жить в своей стране,
Пинать балду, сидеть в @…ме,
И пусть японский самурай
Ту-у-у-да засунет весь свой рай,
Где долго просидели мы,
Во власти непроглядной… тьмы,
Но с боем вышли всей страной,
Оставив там лишь ге-мо-ррой!
Мой друг поэт бывает пьян,
но так бывает не всегда.
Да, есть в характере изьян,
но это, в целом, не беда.
Беда же в том, что сочинив
стихи, он тут же их забыл.
Нальёт себе аперитив –
и вновь беспомощен-бескрыл.
Он в руки никогда не брал
ни ручки даже, ни пера.
И за ночь напрочь забывал –
всё, что придумал до утра.
Как жаль! Какие знал слова
мой друг – забывчивый поэт!
Я написал бы так едва,
я пробовал, но толку нет.
Тот мир, в котором он живёт…
На свете краше просто нет.
О нём он вечером поёт
свой изумительный сонет.
Но забывает навсегда
он эту песенку, увы….
Не знал он ноты никогда –
(а знаете ли ноты вы?)
Вот так теряются в ночи
стихи и песни насовсем.
Сказал, чтоб с вечера учил…
А он ответил: – А зачем?
***
Привык критиковать свои же заблуждения,
Не замечая их, в объятьях фанаберии.
У ограниченности, критика размашиста,
Апломбом неуверенности подшарахнута.
Ох, как люблю я обнимашки!
Такие же они милашки!
Несут эмоций добрых кучу,
И никогда же, не наскучат.
***
На унитазе белом сидя,
Он ощущал себя как лидер,
Ведущим за собой народы,
И мыслил через огороды.
К Котовскому, иль партизанам,
Он не решил пока, он вдогонку.
***
Завяли лютики…а цвет?
Так, тот…давно уж сгинул.
Дыхнул на них, послав привет -
Мимозы и… согнули спины.
Чёрт, язьви б ты...её побрал!
Тут, брат, такое дело...
Я белочку с ножом… поймал.
Давно уж видно... зрело…
Фосфоресцировали мне
Её зелёные... глаза…
Я ж... помощь... призывал извне…
Потом в ментовку накатал.
Что, дескать, братцы! Я того…
Ведь без вести... в себе пропал,
Что без белья… без нижнего,
Чуть к вам не прискакал.
Глядь, а часы... не ходЮть уж
Ну, думаю:«Во запопал!»
А белка та:«Мой милый муж!
Давно, любимый ждал?».
..........................................
В апартаментах номер шесть,
С друзьями новыми — болезный.
Глядишь, сумеет там обресть,
Рассудок снова трезвый.
***
Как на грешной планете,
Под прицелом пурги,
Бедный дядюшка Петя
Сломлен властью карги.
Знать все черти восстали,
В ледяной кутерьме,
И поникли скрижали,
Захлебнувшись во тьме.
И глумятся над Петей,
Сжав роскошную грудь,
Исхлестав @...у плетью,
И… мужицкую суть…
И в кромешном бессилье,
В когти ведьмы попал,
Испытал в них насилье,
Так, что разум восстал.
Из последних силёнок,
Он прорыл в снегу лаз,
И уполз, наш телёнок...
Мог закончиться б сказ…
Но настигла, зараза,
Привязала к кресту,
Чтоб иметь до отказа…
Слышен вопль за версту…
Эх, ты долюшка - доля!
Неразумных телков:
Не узнать вкуса воли,
Только зубья тисков.
***
Жила-была одна пацанка…
Неправедно, став…хулиганкой.
Срок отбывала в Магадане.
Откинулась, и, сразу к маме.
Кому нужна оторва эта,
Что в контре вечной с белым светом.
Не засиделась долго в хате,
Держа соседа на прихвате.
На мельнице служил парняга,
И для нее пустая шняга,
Но был хорош собой-зараза,
Влюбил в себя деваху сразу.
Не стала больше куролесить,
За ум взялась она, все взвесив,
И поженились вскоре… эти,
А там и, появились дети.
Всегда мечтала о доходе,
Но встретила любовь в проходе,
Меж грязным бытом и распутством.
Пред ней открылось - счастья буйство.
***
Изголодавшейся поэт
Был зол на целый белый свет!
Когда жена могла, не мог он,
Кропал стихи ночами сокол.
Сваял под окнами бабищу,
Рожала, чтоб для духа пищу,
Воображением играя,
Купался б он в истоме рая.
***
«Вот до чего я дожила, Григорий!»- Любаша каялась
Пред тем как отравить, иль затянуть удавку на его любимой шее,
А "нежная" Юдифь манила в сети Олоферна, маялась
В сомненьях: голову ль рубить, иль пусть себе болтается на рее?
***
Широка кровать моя роднаяя-я-я!
Много в ней поместится людей.
Я другой такой вовек не знаю,
Где вмещусь с фигурою своей.
***
Ах, Элис, как приятно это!
От мэтра возглас слышать сей.
Для моего иммунитета,
Да и, вообще, фигуры всей.
***
«УДАР, ЕЩЕ УДАР!»
Начни-ка новый свой пожар,
Из троечки других сюжетов.
Раскрой коварство их секретов.
***
Амаретто, амаретто!
Я люблю тебя за эттто.
И за эттто, и за ттто:
Для меня ты есть - ничто.
Ближе квас и лимонад,
Что доступны без преград,
А с тобой возиться надо,
И возня, порой, чревата.
Виллы, ты, кабриолет –
Это тот еще букет.
Ближе водочка и хата.
И мужик без предоплаты
***
Питал он к миражам любовь святую,
Для памяти, соорудивши дзот,
Но вот пред гадами на попятную
Он никогда не поползет.
На лбу мишень пусть снайпер ищет,
Хрустальный гусь пускай летит,
И рак, охрипший, пусть засвищет,
Но Петя нет, не задрожит.
Клавдия Брюхатская (Залкина)
Дрожать для Пети непристойно,
В деревне всем он фору даст,
С физиономией довольной
Баб местных возит на Кавказ!
Я.
Я знаю, там живет Тамара,
Но не царица, медсестра,
Спасала Петю от удара -
Схватил от солнца... на ура.
И говорят, что он не сдюжил,
Не устоял пред красотой,
А треники он наутюжил,
И, попросился на постой.
Она.
Потом решил - штаны не надо!
И двинул прямо в неглиже...
Но припозднился! Вот досада!
Она с другим была уже!
Я.
Портки сыграли злую шутку
Над дядей Петей в этот раз!
Теперь и, даже, на минутку
Он не ходок уж на Кавказ.
Она.
Теперь рванёт он в Гималаи,
Там йети есть! Зовут Аглая!
Я.
Я приглашу на Ниберу.
Хатенку только приберу.
На кой ему... эта Аглая,
Ведь, вот те крест, опять обманет.
Она.
Спроси Петруху, он согласен?
Бо в гневе жутко он опасен!
Я.
Неуж пред Ёжкой устоит,
Ведь от неё бо-о-о-льшой профит.
Она же консул, подфартит,
Так в Гваделупу полетит.
Она.
Он не поедет в Гваделупу,
Её вчера он видел в лупу!
Я.
Давай, тащи наверх шедевры,
И пожалей мои ты неВры.
***
В хвосте, оставшемся от лета,
Поэт, что затянул супонь,
Коньки отбросил и, с приветом
Отбыл к прабабке под гармонь.
Пегас, не выдержав натяжки,
С попом надрались на дурняк,
Дешевой нахлебавшись бражки,
Что станцевали краковяк.
Не пережил такого Петя,
Из гроба, как акын запел,
О том, что видел на том свете,
Он вдруг поведать захотел.
От страха все тут онемели,
И только поп в себя пришел,
Смотался мухой до молельни,
Тяжелый крест он там нашел.
По темечку огрел поэта:
За то, за это, и, за все,
И, чтобы не было ответа –
Удар контрольный… нанесен.
***
Я не сплю, потому что не спится мне.
Это Юрка мне спать не дает,
Он своей золочёной десницею,
Тут такое в стихах выдает!
Вот и скачешь к компьютеру конницей,
Как Буденный, не ведая сна,
И не можешь никак успокоиться
Начитавшись всего тут... сполна.
***
Кама с утра, предвестница блуда,
Для счастья семейного мало в ней чуда.
Кама полночная, магия страсти,
Вас окружает Эротовой властью.
Кама в сиесту, разумна вальяжна,
Для долгожителей, это так важно,
В оазисе тени покоем упиться,
Чтобы потом мог летать ты, как птица.
***
Прояви ты силу воли!
И хлебнешь счастливой доли,
А иначе, ждут кранты.
Не помогут и унты.
***
– Есть у нас один вопрос.
Ты скажи нам, Дед Мороз,
Как заставить всех людей,
Дорожить планетой всей.
Чтобы реки и моря,
Не рыдали почем зря,
Чтобы горы, рощи, лес,
Были символом чудес!
Чтоб огонь дружил со льдом,
Ведь у них один же дом!
Чтоб и Frost, и ты, Мороз
В землю навсегда не вмерз.
Пусть и Бродский на коне,
Улыбается во сне.
Хорошо ведь, братцы, жить!
Научиться б, не сорить.
Дед Мороз ответил тут же:
– Вам ответ ничей не нужен.
Не умеете внимать,
Вот и все, ядрёна мать!
Пока сам ты не поймешь,
Кто ты есть, ядрёна вошь!
Уберешь все за собой,
И детей на этот бой,
С грязью вашей вековой,
Бросишь. Интернет на ключ,
Хоть, @..юк везде живуч.
***
Нет, гибнуть рано нам, народ!
Мы, что же, лиходеев сброд?
Нам сгинуть проще, чем убраться?
Пора бы над собой смеяться.
Дожили до чего мы, право!
Налево – грязь, хамство-направо.
Где романтичный мир чудес?
Он для детей давно исчез.
А что о взрослых говорить?
Мы их не научили жить.
Вглядитесь в милое лицо,
Не проросло ль там дерьмецо?
А если, да, то срочно в лес:
Его, себя, планшета – без.
Заставьте в радугу вглядеться,
Черничным угостите детством.
***
Откуда столько в тебе сил?!
Перелопатить кучу женщин,
Как будто дьявола вселил
В тебя, хитрец-экспериментщик.
Rocktime
Кукукнет вам в финальный раз кукушка,
подаст на сборы в путь последний знак,
навек осиротеет комнатушка,
завоет стая дворовых собак…
Я.
Никто вам не кукунет, и не ждите.
Объява вон висит: «Ушла на базу»,
Вам это прямо говорит, что мол, идите...
Впредь батьки, не снимая ногу с газу.
Помню, прилетела как-то с базы,
Кукушат в подоле принесла,
И такая, слышь, она зараза,
Аисту сюрприз преподнесла.
***
Он прозевал себя,
Оставшись третьим лишним,
Почти что погребя,
При жизни, в ветхой нише.
Rocktime
Нет!
Мне изменчивость не в кайф.
И тяготею к постоянству –
как старый алкоголик к пьянству –
я всю сознательную "лайф".
В конце концов мне надоело.
Пора покаяться, но в чём?
В том, что встречалась с ветврачом,
когда любви хотелось телу?
Я.
Нет!
Отчего же? Иногда,
Могу себе позволить это.
Должна сказать вам по секрету,
Порой… Не ведаю стыда.
И это, право, ерунда,
Что под шофе я песни пела.
От них я, без вина хмелела.
Про ветврача же, лабуда.
Брутальней, круче мой жених.
Он был патологоанатом,
Тела делил на мелкий атом,
От них оставив только жмых.
***
Эх, ты жизнь моя, жестянка!
Моя горькая обманка!
Так стремился я к тебе!
"У тебя звезда во лбе",-
Думал я, но чёрт, ошибся.
Оказалось, ты из гипса,
Рассыпаешься, лишь тронь,
Иль сжигаешь, как огонь,
Словно доменная печка,
Так, не рада нашей встрече.
***
И что тут думать?
Мир давно протух.
Не освежить его ни чем,
Пока мы живы.
Так разрывай свой век
В лебяжий пух,
И путь летит он облаком
Игривым.
В полёте будет больше правды,
Верь!
В глубокомыслии зависшем -
Её капля.
И пусть в тебе проснется
Жадный зверь,
И над рутиной занесет он
Саблю!
Да что тут думать!
Жми, поэт, вперед!
Нет времени у нас
На размышленье.
Команда мозгу уж дана:
«На взлёт!»
Взлетай же ввысь, и ввысь
За вдохновеньем!
Оно тебе советы даст,
Как жить,
Чтоб не грустили: честь твоя,
И совесть,
И чтобы не пришлось,
Как волку выть,
На недописанную жизнью
Повесть.
Клавдия Брюхатская (Залкина)
В прекрасных пальцах пианиста
Подносишь яблоко к губам,
И с виртуозностью артиста
Ты шепчешь: -Кушайте, мадам!
Как эротично наше утро...
Кусаю смело, брызжет сок...
И отливает перламутром
Его блестящий красный бок!
Меня немножечко ревнуя,
Ты языком потрогал след,
Смакуя влагу поцелуя,
Ждешь шага смелого в ответ!
Я.
Ну, ничего ваш разум вдохновила!
Так нежно с чувствами он слиться смог!
И трепетно передо мной явил он
Ваш дух, что за собой тоску увлёк.
Она.
Нам вдохновиться- пара пустяков,
Наверно, склад наш внутренний таков!
Я.
Мы этим и сильны, подруга,
Что милости от муз не ждем.
Нам не нужна ничья услуга,
Живя наотмашь, сопли не жуем.
Она.
Рукав мы тоже не жуём во время пауз,
И голову не прячем словно страус!
Я.
Все потому, что не имеем пауз,
Где пустота сжирает ум,
И создает на сердце вечный хаос.
Движения нам ближе бум.
Она.
Я без ума живу давно,
Так видно богом суждено!
Я.
Сказать так может только умный
С самоиронией - ГОСТ знак.
В бахвальстве тонет полоумный,
Соображая кое-как.
Она.
Я не блещу умом давно,
Но людям делаю "смешно"!
Я.
Та истина давно знакома,
Что чувство юмора, умом ведомо!
Она.
Так это как примат с гранатой,
Тут я совсем не виновата!
Я.
Во, во! С гранатой, это верно!
С таким и связываться скверно.
Он языком разрежет пополам,
Иль вмажет так, что я те дам!
Она.
У нас своя компания, подруга!
Как Брут Хома очерчены мы кругом!
Я.
Уххх-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Как образно ты мыслишь!
И оттого в твоих стихах,
Так много света жизни!
Она.
Жизнь дается только раз,
Чтоб горел от счастья глаз!
Я.
Что ж ты, Клава, вытворяешь?!
И глаза в огонь швыряешь.
От любви гореть должны мы,
А от счастья быть счастливым.
Она.
Если счастлив, ока свет
Озарит однажды
Жизни путь на много лет,
Это знает каждый!
Я.
Умение счастливым быть, дано нам, Клава, свыше,
Чтобы взлетать умели мы, чуть выше своей крыши.
***
Без строк твоих так пусто, Юра!
Надгробья в них, и те, живут.
Не входишь в души резвым буром,
Но теплый создаешь уют.
***
Благодарю вас нежно, Люся!
За эти теплые слова:
В них сладкий сок вишневых бусин,
И так кружится голова!
***
Вас за шедевр благодарю!
Хоть это слово не люблю.
У нас, итак, шедевреальны
Все звезды бизнеса повально.
Мне стыдно быть в рядочке с ними,
Мы здесь, на Фабуле - едины.
Меж нами связь живет большая
К словам, от совести без края.
***
Клава снова на коне,
Вытворяет вон, вдвойне.
А за ней толпа девчонок,
Зажигающих с пеленок.
Затесался паренёк,
И девчонок всех увлёк,
За собой на сеновал,
Но подвел его... штурвал.
***
Нам опыт временем дается,
А без ученья, он ничто,
Но в симбиозе удается,
Извлечь порою... кое-что.
Эх, мухоморчики мои, да мохоморчики!
А не страшны нам никакие прокурорчики!
И сварим зелье для друзей-ка мы волшебное,
Оно у нас не злое будет, а целебное.
И беленушечки добавим мы болотистой,
Навар получится у нас-то заворотистый.
А сверху сделаем их мха-то мы присыпочку,
Для красоты воткнем туда дурмана скибочку.
Попотчуем своих друзей с воодушевлением,
И насладимся этим радостным явлением.
|
Надя, классная работа 
