НАСТЯ
В.К.
Нет, не хочется мне настроенье
портить вам, дорогие друзья.
Лучше с тёплым душевным волненьем
деревеньку свою вспомню я.
Расскажу, как мне нравилось с хрустом
на солому уставшим упасть…
Чтобы не было мне слишком грустно,
крикнуть скотнице: – Ляг со мной, Насть!
А потом эту Настю на речку
искупаться с собой увести.
Есть такие на речке местечки,
что с ума можно просто сойти!
Берег сонный, спокойный, пологий
у склонившейся к плёсу ольхи.
Настя моет красивые ноги,
я ей громко читаю стихи.
Жаль, в кошаре остались овечки.
Ну, какая без них пастораль?
Вечерком мы сидим на крылечке,
смотрим молча куда-нибудь вдаль.
Сорняки там растут, ощетинясь,
превращаясь в сухую траву.
Настя злится весь вечер, кручинясь,
что я замуж её не зову.
Позову-ка её лучше в хату,
чтоб упасть на духмяный матрас.
Потому что давно я женатый,
и с женой всё нормально у нас.
А в деревню приехал я к деду
погостить (на четырнадцать дней).
Послезавтра обратно уеду –
то-то горюшко будет у ней…
ОКСАНА
Мечтаю я на Украине
взглянуть на Днепр с высоких круч –
как он от веку и поныне
широк, раздолен и могуч.
И чернобровку-сексапилку
на берег пышный пригласить,
и выпить вместе с ней горилки,
и шпиком нежным закусить.
Запить всё это дело квасом
и, вдохновением кипя,
читать ей что-то из Тараса,
ну и, конечно, из себя.
Она безмолвно прослезится…
Задуют шалые ветра,
и будут падать с неба птицы
над серединою Днепра.
Поэзия подобна чуду –
с ней боязливость превозмочь
легко, и всем моим причудам
девчонка следовала в ночь.
Тараса призрак появился.
Одобрил стих мой: - Гарно, друг!
Я выпил и опять взбодрился
в разрезе половых услуг.
И совершив с моей Оксаной
к нирване несколько шагов,
я услыхал: - Ещё, коханый!
Ещё хочу...
Твоих стихов…
И я привстал, и стих, как птица,
взлетел над царственным Днепром,
над украинскою столицей,
махнув нам с дивчиной крылом…
МАРФУША
Шёл заросшей тропинкой вдоль старого парка,
вдоль узорчатых клёнов, вдоль тихих аллей.
Мимо шла, улыбаясь, Марфуша-доярка,
и я вдруг, развернувшись, пошёл вслед за ней…
Ночь упала на вечер, и звёздное небо
осветилось сияющей жёлтой луной.
Я завёл разговор: - Нет ли корочки хлеба?
Вам не страшно ходить по природе одной?
Вдруг в кустах притаились глумливые люди?
Вдруг из тёмных аллей выйдет стая собак?
Нет сомненья, что страшно вам, девица, будет.
- Ах, какой же вы, барин, изрядный чудак!
Опасения ваши смешны и нелепы,
вы умом притомились, наверно, слегка.
К сожалению, нет для вас корочки хлеба,
но зато я могу предложить молока…
Мы упали в стожок духовитого сена,
вдалеке заливался певец-соловей.
Кровь горячая вольно струилась по венам…
Сколько ж было потом их – таких же ночей…
|
