Я вижу угольные лица
в отверстиях трамвайных лент.
чтоб в кресло серое вдавиться
понадобилось много лет.
И вот они так осторожно
из-подо лба, поверх очков,
глядят вдоль линии дорожной
в костюмах баб и мужиков.
Какой-то угольный театр,
и я сую в компостер кисть,
придумываю свой характер,
гляжу в окно, как в чью-то жизнь.
Рисую дом воображеньем
на лоне пыльных тополей.
И сам я становлюсь мишенью
для глаз, глядящих из аллей.
И тротуарные орбиты
на рельсы валятся, палят
шершавым солнцем и, как зритель,
глядит в окно квадратный сад.
Кошмарный поезд своевольный
какие краски невпопад
нам разбросал самодовольный,
многоэтажный хиромант.
Так вот, трамвайный мой мечтатель,
гадатель судеб и карьер,
тебе быть вложенным по штату
в стреляющийся интерьер.
Пиф-паф! Тебя на свете нету!
Ты просто черный интеграл.
Бог лотерейной сигареты
тебя в газете разыграл.
Помножил на твои заплаты
и поделил на всю страну.
А вечером накрыл халатом
и рядом посадил жену.
Лицо засунул в телевизор,
потом подушкой обернул,
а утром вновь возненавидел
во всю трамвая ширину.
И едешь, смотришь и выходишь,
потом трамваю смотришь вслед,
а в окнах вновь себя находишь
трамвайных серых кинолент.
Такие угольные лица
сквозь парусиновый рассвет.
Чтоб солнцу к вечеру скатиться
они глядят тебе вослед.
1989
|
