| «Каяла, Калка - жена, дева, религия» |  |
Как она плакала и каялась, КаялеБезумству песня будет длинная,
а кто узнает в ней себя,
а может, даже с половиною,
вините половцы меня.
И вот опять века былинные,
толпа идёт на Каялу...
А те свиньёй, а эти клиньями!
Поймали женщину одну.
Как она каяла-сь и п-ла-кала,
слезам не верили её...
Лакали лужами, царапались,
текло размеренно житьё.
Дубы стояли, клёны с вязами,
качались лодки на реке,
Пред колокольней долговязою,
снимаю шляпу в городке.
Картина в раме, очи жгучие,
пора подумать о душе.
Морозы жгли её трескучие,
то расчехвостится в фуршет.
Как она плакала и каялась,
Да видит бог, последний раз!
Как осознала, как намаялась...
И умаляла, не сейчас...
Я так устала от убогости,
И быть последним рубежом.
Ах, не судите люди в строгости,
Кто на щите и под щитом.
Душа молчать в тиши отчаялась.
Но так случилось в пятый раз.
Как я молилась, сердце маялось.
И отлюбила, за всех вас.
Как трудно жилось неприкаянной
и не наказанной судьбой.
И раз седьмой слова раскаяний...
И потекла слеза рекой...
Состав Суда менялся в праздники
(8 марта, Новый Год),
ей присягали люди разные,
сгоняли толпами народ...
Ты сожалеешь, дева юная?
Об искуплении молись...
Тяжёлый грех... по обоюдному?
А кто насильник? Это жизнь.
А тяжкий грех ли был, голубушка?
Всё легче станет на душе.
Не применяли ль, силу грубую?
Покой нарушили (клише),
текла сама ручьём под горушку
(у рек воистину шаблон),
а как там встретила Егорушку,
жизнь покатилась под уклон.
И отпустил грехи ей батюшка,
вдогон кадилою махал.
Как на лугу помялось платьишко,
и кто из рыцарей нахал,
никто об этом -и- не знал бы,
и все легли бы под щитом,
от харалужной папы сабли
и басен с песенным котом...
Глаза замружились в отчаяньи,
сцепились руки, взор упал...
Рассказ о том, как запечатали,
растрогал весь Судебный зал.
Была любовницей, наложницей,
а сердце жаждало любви.
И под заклание - заложницей
Один раз половцы вели.
Быть плащаницей удосужилось,
не зарекалась от сумы.
Ковали льды меня досужие,
в граните берега тюрьмы...
Огонь, вода и трубы медные
в ночи купание коней,
всё испытала, Моя бедная!
Моих свидетельница дней...
Ресницы девичьи замружились,
не виновата - напоказ,
снимала платье в белых кружевах...
Меня насиловал Кавказ.
И груди белые искусаны,
кровоподтёки на бедре.
А руки вывернуты прусами,
тавро оставил тут еврей,
Как повернулась ягодицами,
хоть подводи быка - тарань,
на половине в профиль лицами,
ещё не вся Тмутаракань...
Вторая чистая и белая,
всегда готова для тату...
Оделась гордая и смелая...
Краснели судьи в наготу.
И прокурор (юрист по матери),
на экспертизу запросил
бельё постельное и скатерти,
и заключением грозил!
И три Свидетеля - филологи,
искали Филю, где же - сын?
И всю обшарили за пологом,
и даже нюхали трусы...
Она скакала, била скалкою,
и угрожала в Юрьев день,
а то рабыней была жалкою,
душа ленивая в плетень.
Лихой, Рыбак, Труба и Дурочка
нашли в овраге ручеёк...
Изрыли стыд - носами-крючьями.
Ну, что поделать, дурачьё...
Чумазый первый крикнул, каяться!
И суд в сомнении погряз.
Не топочите..! Пол развалится...
Защитник Девы - жирный князь
призвал Народ набраться мудрости,
и даже в жёны взять хотел...
Она растаяла от чуткости,
Возьмите прямо на скамье...
Ах, не судите люди в строгости,
Мне карта выпала судьбой.
И на щите (простите), рок нести...
За что прозвали ... Каялой.
За то что прыгала с скакалкой,
и проходила сквозь скалу,
а во дворе играла в салки.
И наряжали в Каялу...
Я приходила в келью с робостью,
меняла имя под пером...
И предавалась узколобости.
В посуде была серебром.
Все города ко мне приписаны,
и нечистоты в реку льют.
Я гибкий лук и биссектриса я!
Мишень живая, куда бьют...
И купол в лицах разрисованный,
кто ночью пользовал меня.
Стихи по нотам расфасованы,
а голоса при свете дня,
Мне не дают сосредоточиться...
Грехи натягивают лук.
Слова в песочек с неба сочатся.
Колчан, привязанный к седлу,
Напоминает - ты наездница!
Скачи порогами, бурлясь,
не забывай, что ты железница,
очисти душу, не таясь.
Она пошла на сделку с совестью,
чистосердечно согрешив,
признала, что творила в повести,
освободила груз души...
Так Вы, мадам, ещё и Женщина?
Я в экспертизе не нашёл,
потряс рассказ животрепещущий...
И чуть в монахи не ушёл.
Поправил рясу поп, товарищи,
всех попрошу на Гор Совет.
Змей облетел вокруг пожарища,
следы замёл, и Дела нет.
Бежит вода в тиши проточная,
гнездятся утки в камышах...
Признали Деву, не порочная.
Чагата ищут, малыша...
По вновь каким-то обстоятельствам,
а, может, люди просто врут?
Не терпит дело отлагательства.
Ушло в Москву в Верховный Суд.
Как она плакала и каялась,
Дружина клялась о любви.
Вы двести лет ещё бы маялись!
Щиты червлёные склонив...
Одна за всех я отдувала-ся!
И отдавалась, и текла.
Довольно милая Вам каяться!
Себя сама ты обрекла...
Но есть надежда, с упованием,
твоим мучениям конец.
Чистосердечное признание,
как обвинительный венец,
похерит все твои страдания,
но, где же та, Тмутаракань?
Прошло партийное собрание.
Или Таймыр, или Кубань...
Труд и терпение, товарищи,
перекуём слезу любви!
А с Кенигсберга - тараканища
уже до Курска доползли...
Нас соловьями кормят Курскими,
по Сейму бродит таракан,
на нём кресты совсем не русские.
Опять, наверно, Чингисхан!?
Покайтесь грязные, немытые.
Покайтесь те, кто согрешил.
Покайтесь, Богом позабытые,
кто сам с собой... в ладу не жил.
Повесьте в раму золочёную,
снимите тяжесть своих плеч,
Икону в угол закопчённую,
и назовите: Щит и Меч.
05.12.2024, Санкт-Петербург
|
|
