От века двадцать первого
смертельно я устал:
и от его веселия,
и от его услад.
Не замечая прошлого,
не помня дни его,
летит громада грозная
на север, на восток.
Лепечет человечишка:
"Верните мне покой!"
Но он уж не излечится –
его удел таков.
Ужели тихой поступью
ко грекам я взойду
и вымолвлю вполголоса:
"Ах, как я вас люблю!
Вы были непреложные,
великие мужи,
а наши мéчи ножнами
давно облечены".
Нет совести у времени:
бесстыдно и слепо
оно идёт бестрепетно,
стучит своей клюкой.
Тревожное предвестие –
неужто этот мир
всего лишь стара лестница,
всего лишь старый скирд?
Колосья наши стелются
под головы жнецам.
Жнецы умело крестятся...
Что, право, за бедлам?
Великая пародия
на старый, славный мир...
Материи отродья –
порочим мы Олимп. |