Как деревья, которые, не сгибаясь под напором ветра, в конце концов ломаются,
так и эгоист расшибает себе лоб, потому что не уступает.
Как-то так говорил Паисий Афонский, который называл стремление к собственной правоте великим злом.
Осуждавший тех, кто не мог найти покой.
Но в поэме я от этих мыслей отступлю. Поэма будет обо мне.
Я с мыслями своими уже сросся, мы как бы неделимы.
И когда ты начинаешь это понимать, хватает некая гордыня.
Ощущения того, что ты явно лучше, чем другие.
Но мысль в другом: так ведь мыслит каждый?
Их психологию мне не понять, есть только Я.
Себя я понимаю… Или нет?
Когда человек падает с крыши, он распадается.
Становится чистым неимением разума.
Сколько же вечностей нужно, чтобы собрать себя по частям?
И вот тогда он поймет, ему прошепчут:
«Ты всегда был один».
А все вокруг – твои близкие, далекие и другие – это все твое творенье.
В них вложены твои мысли и эмоции – они тебя заглушают.
Все, что ты можешь увидеть в других, – оно все твоё.
Но ощущения падения менее ужасными от этого не стали.
И это лишь ужас добровольного распада.
А теперь представь, что тебя съедает раковая клетка…
И вот ты уже распадаешься при жизни.
Ты не можешь даже понять, что ты чувствуешь.
Ведь тебе не приходилось никогда стоять над чьим-то гробом.
А сейчас ты стоишь над своим.
Что ты должен чувствовать?
Что вообще должен чувствовать человек при распаде?
Это вряд ли напыщенный атом, который при распаде излучит тепло.
Скорее остынет, причем при жизни, угаснет, сгниет заживо.
И в этот момент думаешь:
если ты выдумал все,
то злополучную клетку тоже придумал твой мозг?
Или кто-то другой?
Безличностной твари, однако, присуща спонтанность.
И вот тут и возможный ответ:
я придумал спонтанно, а забыть уж сил нет.
Мне трудно представить, что существуют те, кто верят в реинкарнацию.
Хотя думать о том, что реально будет, невыносимо.
Там так уродливо, что я вдыхаю всё глубже и глубже.
И смысла в перерождении так мало:
еще один распад – еще одно тело.
И если верить, то предела этому нету,
значит, мы беспредельны.
Значит, мы не конкретны,
значит, буквально ничто.
Я верю в 21 грамм на весах.
Я верю во все, что способно спасти,
но верю лишь потому, что слишком абсурдно.
Абсурд – идеальное слово для описания всего,
но при постоянном использовании смысл уходит.
Но настоящий абсурд –
это когда то, что ты придумал и создал,
медленно убивает тебя.
Вот это настоящий абсурд.
Не понимать, кто ты: творец или жертва?
И напоследок интересна одна мысль.
И если Бог думал так же, как и я сейчас,
то, наверно, есть ответ.
Только он придумал, а я нет. |