Всю ночь виденья-сны меня будили,
был первый тяжкий — словно камень,
а от второго слёзы подступили,
он был душевный о покойной маме.
И так хотелось снова, засыпая,
в душевный сон опять вернуться.
Но сон тяжёлый душит и мешает,
что хочется открыть глаза, проснуться.
И в ожиданье проблесков рассвета,
в своих сомнениях копаясь,
мне кажется по всем земным приметам,
уже приходит это время — старость.
Наверное, она бывает разной.
Какою ляжет стороною?
Лишь не казалась бы она напрасной,
а проще скажем — старческой хандрою.
И, пробудившись, слушая дыханье
бессонницы, что так томится.
Я мысленно и сердцем понимаю:
жить надо с верой, искренне молиться!
Вот в Божий храм к заутрене поднявшись —
из памяти звучали голоса.
Так раньше мама, в церковь собиравшись,
шепталась с папой про домашние дела.
Как много из того,-что в прошлом
на сердце,-словно это наяву,
вот шёл,-пытаясь думать о хорошем,
о том,-что рядом всё ещё живут!
|