К.
На скалы обрушилось море
всем сердцем бесстрашным своим.
Навечно назначено спорить
утёсам незыблемым с ним…
А скалы и горя не знают,
на шторм апатично глядят,
как море кипит и вздымает
валы…
Равнодушен их взгляд.
А волны с усердьем немалым
всё бьются о берег морской.
Но так неуступчивы скалы,
но так их извечен покой…
И всё же, и всё же, и всё же…
Пройдёт долгих лет череда –
источит недвижное ложе
седая морская вода.
На месте камней будут пляжи
из жёлто-рдяного песка.
И дамы там в ню-камуфляже
под солнцем греть будут бока.
* * *
Садится солнце утомлённо
за недоступный горизонт.
Притих, картиной поражённый,
Эвксинский Понт.
И морю есть на что дивиться:
сияют юной красотой
нагие хрупкие девицы.
Их лунный холмик золотой
над сокровенным тайным гротом...
Загаром тронуты тела
купальщиц.
За водоворотом
прибрежным
высится скала.
Под нею пляж.
На нём молодки.
Затишье оживляет смех
какой-то бойкой сумасбродки,
хоть в этот час смеяться грех.
Пора домой…
Кто поцелуем
красавиц встретит в эту ночь?
Финал стиха непредсказуем –
пророчь его иль не пророчь…
* * *
Где слов мне взять, чтоб в красках и подробно
прогулку по прибрежью описать,
поскольку впечатленья бесподобны?
Вот расстаралась же природа-мать!
Крутые скалы, золотые пляжи,
стекающий с предгорий зябкий бриз…
Реальные картины, не коллажи.
Волнующий библейский парадиз.
Взгляд Евы, гипнотический, пытливый
и обещающий любви утех,
и язычок ликующе-болтливый,
и переливчатый игривый смех.
Морская ширь раскинулась пред нами.
Прибой волнуется у наших ног,
накатываясь пенными волнами,
и я волнуюсь…
Даже изнемог…
И наконец-то всё переменилось;
соприкоснулись, наконец, тела.
– Прости меня за то, что я дразнилась,
ведь я сама уже изнемогла…
|
