Мне интересно: вы не замечали
спокойный взгляд собаки, ждущей друга,
исполненный и боли, и печали,
в котором ни боязни, ни испуга;
пса одинокого, что при вокзале
живёт последние четыре года?
Он там всегда, как будто обязали
его там быть без пищи и ухода.
Мне жаль её, бездомную собаку
с тоскливыми и грустными глазами,
живущую у мусорного бака
и на перроне ждущую часами
кого-то вот уже четыре года
в любую, даже лютую, погоду…
Е.Е.
В стекло уткнулся носом пёс
и ждёт, чтоб чёрт Её принёс…
Я руку положил на хвост;
мой жест непринуждённо прост.
Я вспомнил, Шарик, как вилял
ты хвостиком и забавлял
Её, что здесь вчера жила
и, дверью хлопнув, вдруг ушла…
Не знаю, кто была она?
Сестра, а может быть, жена,
а может быть, и вовсе дочь?
И разобраться мне помочь,
уже, увы, не сможешь ты…
Она небесной красоты
была.
И нет Её теперь…
Лишь покосившаяся дверь
напоминает нам с тобой
Её последний крик с мольбой:
– Не пей, пожалуйста, прошу!
Не то любви своей лишу!
Пса от окна не отогнать.
Вернётся ли?
Эх, кабы знать…
* * *
Помню ту встречу в сквере.
Помню с собакой даму.
Холод был в атмосфере.
Шёл я аллеей к храму
мимо скамьи.
Художник
маслом писал картину.
Помню мольберт, треножник,
помню худую спину
пса.
Он сидел бесстрастно
с умным и кротким взглядом
вместе с дамой прекрасной
с мастером кисти рядом.
Вскоре седой художник
встал со скамьи с натугой,
взял мольберт и треножник,
руку подал подруге.
Вдруг она привязала
к этой скамье собаку.
Шею чуть потрепала,
молча ушла, заплакав.
Долго смотрел им в спину
пёс и скулил украдкой.
Сели они в машину -
и по дороге гладкой...
|
