На скотном дворе, где помои и прочая гнусь,
прорвавшись незнамо в какие открытые двери,
пред бурой свиньёй кочевряжился лапчатый гусь,
рассказ героический вёл он и сам себе верил:
— Я вольная птица! — осанка стройна и горда,
и поступь степенна, а голос мой весок и зычен.
Я сам добровольным порядком явился сюда,
хоть мне и не место на вашей скотинистой киче...
Свинья отвечала, усмешкою гуся даря:
— Зато мне тепло и светло, беззаботно и сыто.
А ваша свобода мне — вон до того фонаря,
коль спросу на грош и едой наполняют корыто...
То было в исходе отличнейшего четверга —
в тот час как земля предночную зарю постигала...
На выходе гусь назидательно рёк: "га-га-га!"
Свинья его пафос язвительным "хрю" отвергала.
А дальше тянулись ничем не приметные дни
один за другим, но в воскресный оранжевый вечер,
нежданно-негаданно вновь повстречались они,
таинственной и драматичной была эта встреча.
Что стало причиной, я точно сказать не берусь —
случайная ль прихоть, судьбы ль беспощадное жало...
На длинном столе, средь грибков и огурчиков "хрусь",
румянился гордо Redfree фаршированный гусь,
свинья сельдерей в ироничной усмешке держала.
|