Седая паутинка так легка,
что и без теплых дуновений ветра,
переместилась прямо в облака.
И дело в метафизике, не в метрах.
В пропорции, где воздух стал плотней,
чем нить ее, что тоньше всякой бритвы.
И перспектива уходящих дней
сжимается до знака для молитвы;
до взгляда в молчаливый небосвод,
где время, вычитая человека
из суммы весен, продолжает счёт
до осени заснеженного века.
|