Три дня в сырой земле. Снарядов свист и вой.
Враг ищет с высоты, как коршун, цель-награду.
Ни капли нет воды, ни корочки ржаной,
И не пробиться к нашим через мин преграду.
Иссохла в горле речь, и силы на нуле,
Но рация хранит друзей моих дыханье.
И я не одинок в промёрзшей злой земле,
Пока со мной стучит второе трепетанье.
Под броником, в тепле, прижавшись на груди,
Дрожит пушистый зверь, котёнок истощённый.
Шепчу: «Всё будет хорошо, ты потерпи,
Нас вызволят, мой друг, из этой преисподней».
Когда вернемся накормлю, дай мне вздремнуть.
Прорвёмся, этот ад не будет бесконечным,
И от войны, и боли сможем отдохнуть,
Нас в медсанбате встретят взглядом человечным.
И в грохоте стальном, средь смерти и огня,
Тот крохотный комок, что дышит еле-еле,
Живым теплом своим окутывал меня,
И не давал душе застынуть в мёртвом теле.
|