Я к вам молчком, едва ли говорю о том,
О чём грущу, о чём пишу, что теплит веки мне,
В минуты бедности, абсурдно ставшие истомой…
И почему в своей заваленной квартире я знаю только цифры:
Три-четыре.
“Cogito, ergo sum”,
А думать вредно мне о бренности своей!
Поэзия ума плоха как паразиты в крови,
Отрава есть существование - не более.
Так мыслю я и, к сожалению чую,
Что ошибаюсь: ною, ною…
Тот близок жизни, кто об стенки мира,
Бьёт окровавленной, зато счастливой головой!
А вот и я, тогда мне было двадцать, помню,
Как крови хлынуло чернушною рекой.
Тот непривычный катарсис и боль,
Боль понимания: всё же в стенах теплее;
А я очередной прилипший к свету моль,
На миг увиденный скучающей вселенной.
И свет горит, насмешливо дуря,
Что я “Икар столь близко подлетевший к солнцу”!...
...Мне вольница сложна для понимания;
Как ни тянись на небо - воздух пьяный!
Он мерно опускает вниз,
Всех пострадавших в кислородной яме.
Напоминает: тот карниз, чтобы с него летали оземь ниц.
Но для привыкших ошибаться (из коих половине двадцать),
Вселенной выдуман закон: жить дальше.
Высекать огонь.
|