Я пил неделю, может две.
Пил всё что льётся, что горит.
Взглянул в окно, а на Луне
Чертёнок махонький сидит.
Я погрозил ему: «Слезай!
Слезай, стервец! Не - то…, а - то….!»
Он скорчил рожу и с «Банза-ай!»
Скатился, прям ко мне на стол.
И ну, дразниться! «Ох, шельмец!
Ну, погоди! Мне только б встать!
И куда смотрит твой отец?
И куда смотрит твоя мать?».
А он в ответ, отца, мол нет.
Хвостом, вильнув, слиняла мать.
Что сирота уж тыщу лет.
Ну, что с такого нонче взять?
Меня тут словно ткнул кто в бок.
Бесёнку стал я даже рад.
«А ну-ка, расскажи, сынок,
Мне всё как есть про Рай и Ад…»
Он почесал смущённо пах
И запросто ответил мне,
Что Рай – вверху, на Небесах,
А Ад у нас здесь, на земле.
Что все мы жаримся в огне
Болезней, войн и суеты.
Я возразил: «Не все же, не-е!
Сосед не знает вон нужды…».
Мы спорили до хрипоты.
Я разозлился на него
И выпив пол ковша бурды
С размаху выбросил в окно
Но только грустно стало мне.
Ну, кто со мной поговорит?
Взглянул в окно, а на Луне
Чертёнок мой, смеясь, сидит.
Я погрозил ему: «Слезай!
Слезай, стервец! Не-то… а–то…».
Он скорчил рожу... ...
|