Да, такой я – голова и пузо,
не умею поддержать беседу.
Отчего мне изменила муза?
Отчего она ушла к соседу?
Даже в детстве не дразнил девчонок,
не давал кому попало в морду.
Всё строчил поэмы увлечённо,
чтобы стать вне времени и моды.
Я, московский графоман со стажем,
задолбал окраины и цент(е)р.
Про меня любой в подъезде скажет:
«Он – великий, и ещё – в расцвете!»
Ло́шади читать стихи не стану, -
вдруг заржёт во всю кривую челюсть?
А дворняге – можно, как ни странно,
если не нагадит, в строчки целясь.
Гардероб мой – с берегов турецких,
хоть и бирки, вроде, от Versache.
Звал под солнцем женщину погреться, -
только ей - уютнее на даче.
Одинок, и пью я сам с собою,
сам себя и славлю, и ругаю.
Лишь в мозгах бы не случилось сбоя,
лишь бы муза встретилась другая.
Встретится и назовёт обузой
после пары лет интимной ти́ши.
Оттого вдруг изменяют музы,
и сосед им кажется не лишним.
|
