В безмолвии музейного стекла,
Где время спит, не нарушая чин,
Эпоха в позолоту облекла
Холодный блеск застывших величин.
На той пастушке, чей хрустален свет,
В сиянье безупречной белизны,
Я разглядел трагический дефект,
Пришедший с той, обратной стороны.
Тончайший шрам, как молния во тьме,
Живее глин, не знающих морщин.
Он — как мятеж в фарфоровой тюрьме
Среди безликих, правильных личин.
Не в форме суть, что холоду сродни,
Где каждый штрих — законченный итог,
А в трещине, где теплятся огни,
И где берет начало кровоток.
|
