Случайное письмо

Костя и Юля…
Мой любимый человек, женой которого я представляла себя час назад, и лучшая
подруга, с которой с первого класса сидели за одной партой. Как они могли? Я же
им обоим так верила! Они даже не заметили, как я подошла поближе – продолжали
самозабвенно целоваться. Как жить дальше? И главное – зачем?

Проплакав
всю ночь, я решила, что не буду жить. Родители самоизолировались на даче, никто
не помешает. В аптечке ещё осталось снотворное, которое папе прописывали год
назад от бессонницы. Осталось только написать предсмертную записку.

Я написала
их целых две – родителям – о том, что после предательства Кости и Юли я не могу
и не хочу жить дальше; и бывшему жениху – о том, что не будет он с Юлькой
счастлив, что накажет их Бог за то, как они со мной поступили. Затем пошла на
почту отправлять это письмо Косте, зная, что когда он его получит, меня уже не
будет в живых.

Возвращаясь
обратно, я чисто машинально открыла почтовый ящик, чтобы посмотреть, не пришёл
ли счёт за квартиру и за свет (а то я обещала родителям, что буду проверять).
Ни того, ни другого там не было. Зато лежал конверт… Не на моё имя. Из СИЗО
города Петрозаводска. Дмитриев Юрий Алексеевич… Карельский историк по прозвищу
Хоттабыч? И писал он какой-то Кошкиной Светлане Васильевне, которая, судя по
адресу, живёт в доме номер три (что как раз напротив моего за номером два).

Сама не
знаю, какая сила побудила меня вскрыть конверт, хотя чужие письма я не читала
отродясь. Может, близость смерти отодвинула границы дозволенного?

Начиналось
письмо довольно интересно – Юрий Алексеевич по-отечески журил свою
корреспондентку за то, что жалуется на жизненные трудности.

«Светочка, а
как ты хотела? Чтобы всё само собой образовалось? К сожалению, или к счастью,
мир устроен так, что всё добывается трудами: и физическим, и моральным, и
нравственным.

Счастье –
это как гриб волшебный, пока его в лесу найдёшь – ноги истопчешь до самой…, под
десятки кустов заглянешь, сотни веточек раздвинешь, к целой куче мухоморов и
поганок подбежишь…».

Заканчивалось
письмо словами: «Не журись! Всё будет хорошо!».

Вместо того,
чтобы сразу идти домой и выпить лошадиную дозу снотворного, я решила для начала
исправить ошибку почтальона – пошла в дом напротив и кинула письмо в ящик
квартиры с моим номером. Отдавать лично в руки и признаваться, что вскрывала
письмо, я как-то постеснялась.

Честно
говоря, я была несколько удивлена оптимистичным тоном письма. Мне всегда
казалось, что в тюрьме люди ломаются, озлобляются, лезут в петли. А тут –
поддерживает морально свою вольную собеседницу, которая чем-то расстроена.
Ничего себе поворот!

Счастье –
волшебный гриб… Может, оно не ушло от меня, а я его пока просто не нашла?
Может, Костя и Юля просто-напросто оказались мухоморами и поганками, а я
ошибкой приняла одного – за любовь всей моей жизни, а другую – за верную
подругу. Может, с самого начала я не заметила в них чего-то важного, какой-то
червоточины.

Мысли
путались в голове. До глубокой ночи читала я статью Шуры Буртина про дело Хоттабыча
– очень уж мне хотелось получше узнать о человеке, чьё письмо я ошибкой
прочитала. История оказалась в самом деле чудовищной. За исследования репрессий
и обнародование имён палачей власти решили жестоко отомстить историку, посадив
в тюрьму по совершенно абсурдному и грязному обвинению. Но даже сейчас этот
человек держится, да ещё и пишет бодрые письма.

Нет,
пожалуй, не буду я пить снотворное. Лучше напишу письмо тому, с кем вот так
случайно познакомилась.