Давно это случилось, лет пятьдесят назад. В те годы существовал ещё на картах незабвенный Советский Союз. Где-то на огромных его просторах, среди непроходимых лесов и болот, затерялась деревенька – Пичугино. Блага цивилизации сюда не успели добраться. Если бы не лампочки Ильича, которые светили тускло и нерегулярно, можно было бы решить, что попадаешь в селение прошлых веков.
Одевались местные по старинке – зимой в тулупы и валенки, летом можно было увидеть некоторых особей в лаптях или вообще босиком, а сарафаны, рубахи и порты были обычным одеянием. Жили натуральным хозяйством. Мужчины занимались охотой и рыбалкой, женщины возились на своих крошечных огородах, отвоёванных у леса. Почти каждый мог разделать принесённую с охоты и рыбалки добычу. Мясо и рыбу солили, сушили, забивая им погреба. Шкуры обрабатывались на кожу и меха, из которых местные умельцы шили обувь и тулупы. При каждом дворе были овцы, козы и куры.
Находилась эта забытая богом деревенька на таком отшибе, что добраться сюда можно было только летом или зимой, когда вставали реки, да и то с провожатым. А весной и осенью связи с внешним миром вовсе не было. Когда всё приключилось, на дворе стояла самая распутица – конец октября.
Однажды утром Серафима поднялась как обычно по-тёмному. Щёлкнув для порядка выключателем и не получив никакого результата, на ощупь отыскала заранее приготовленные керосиновую лампу и спички и запалила фитиль. Ворча, побрела в сени за дровами, чтобы растопить печь. Тут-то она и услыхала на крыльце какой-то шум, будто что зашуршало, скрипнули ступени. Тузик, их пёс, такого шума наделать не мог. Серафима была не робкого десятка, но почувствовала, как предательски перехватило дух. Собаки на селе молчали, значит, это не зверь и не чужой человек, да и взяться чужаку сейчас неоткуда, если только с неба свалиться. Ругая себя за робость, женщина откинула щеколду и приоткрыла дверь. В лицо пахнуло влагой и прохладой. Но был ещё какой-то незнакомый, терпкий запах… Посветив лампой, Серафима охнула – на крыльце лежал свёрток, что-то неумело было завёрнуто в её же половик, который она с вечера забыла снять с плетня. Заворожёно женщина смотрела на свёрток, соображая, кто же над ней мог так пошутить. Егор и дети спят дома, она сама только что видела…
В это время свёрток зашевелился и раздался звук, похожий на мяуканье взрослой кошки.
- Ах, сорванцы! Они ещё и животину мучают! – С этими словами Сима смело шагнула к свёртку и принялась его разворачивать. Каково же было её удивление, когда внутри она обнаружила – голенькую новорождённую девочку. Так в семье у Егора и Серафимы появился четвёртый ребёнок – долгожданная дочка.
Вся деревня долго ещё обсуждала это событие. Откуда в их глуши, где каждый на виду и скрыть ничего невозможно, могла взяться новорождённая? Сима с радостью приняла её, так как давно мечтала о дочке-помощнице. Все приусадебные работы были завершены, и уход за малышкой особых хлопот не доставлял, только радость. Убедив себя и односельчан, что это подарок ей от Бога, за хорошее поведение, так сказать, Сима с благодарностью подкидыша удочерила.
Всем семейством – три пацана 6, 5 и 3-х лет, и муж Егор, устроили семейный совет, долго решали, как малышку назвать. Была она крепенькая, с густыми каштановыми волосами (не чета вашим лысеньким), бровки скобочками, а глазёнки как два уголька, даже зрачков не видать! У них в деревне таких черноглазых ещё не было! Толку от пацанов не было, только смех да шуточки, муж задумчиво чесал затылок и вздыхал. Так что имя придумала сама Серафима – Дашутка, или Дарёнка, ведь даром досталась!
Росла Дарёнка не по дням, а по часам, почти не плакала, и ела всё и с большим аппетитом, Серафима нарадоваться не могла. К концу апреля, почитай ей, малышке, полгода от роду было, девочка уже самостоятельно передвигалась по избе, держась ручонками за лавки и стенки, шустро передвигая крепенькими ножками. Серафима теперь на неё смотрела с опаской, в сердце стали закрадываться всякие нехорошие подозрения – не по правилам это, не может простой человеческий ребетёнок в полгода ходить!
Но тут началась огородная страда. Некогда стало заморачиваться по поводу неправильного развития подкидыша. Почуяв тепло, пацаны её как воробышки, упорхнули со двора, носились с соседскими дружками по всей деревне. Егор с мужиками занимались деревенской пасекой, готовя ульи к летней страде. Сима же сажала Дарёнку на половик на солнышке, а сама занималась огородом – копала, готовила гряды, сеяла ранние овощи. Девочка молча развлекала себя сама, перебирая самодельные игрушки и играя с кошкой Муськой и Тузиком. Клад, а не ребёнок!
Так незаметно пролетело ещё одно лето. Никто не объявился, Дарёнку не искал. Супруги съездили в район и оформили её как свою дочь, благо, с этим в их краях особых проблем не было, бабы часто рожали дома.
Прошло три года. Дарёнка по росту догнала младшенького Васю, которому стукнуло 5 лет. А силой и сноровкой могла померяться и со старшими. Вот беда, говорить так и не научилась. Слышать всё слышала, резво бежала на зов матери и молча ждала указаний, с большим желанием помочь. Сначала Сима переживала, даже водила её к местной знахарке бабке Акулине. Та болезни не нашла, сказала, значит характер такой у девочки, молчаливый. Зато помощница какая!
К семи годам выяснилось, что Дарёнка не только говорить не может научиться. В местной школе учительница начальных классов Наталья Сергеевна напрасно промучилась с девочкой, но так и не научила её владеть карандашом. Рука у девочки была крупная, с сильными, растопыренными пальцами. Дома она спокойно держала в них лопату, или топор… А вот карандаш удержать не могла. Так как по росту она тоже была самой высокой среди первоклашек, то учительница посадила Дарёнку на последнюю парту, да и успокоилась. Девочка молча просиживала все занятия, выяснить, отложилось ли у неё что-нибудь в голове – не было возможности, так что и оценок ей не ставили.
К тринадцати годам Дарёнка была уже вполне сформировавшейся девушкой – высокая, с толстенной каштановой косой. Брови на переносице срослись и напоминали летящую птицу. Из-под бровей смотрели чёрные, угольные глаза. И было в этих глазах что-то колдовское. Соседки стали Серафиме намекать, чтобы за дочкой лучше смотрела, парни на неё заглядываются, до беды недалеко. Но Сима видела, что нет её Дарёнке до этих парней никакого дела, а постоять за себя девушка сможет – два мешка картошки за один раз могла унести. Может быть и третий смогла бы, да не сподручно…
Летом молодёжь в деревне собиралась за околицей. Девушки плели венки, пели песни, водили хороводы. Парни перед ними хвастались своей сноровкой – устраивали игрища, соревнования. Смех, веселье. Только Дарёнка в этих играх участия никогда не принимала. Все дела по хозяйству сделает, да и в лес уходит одна. Возвращалась уже по тёмному. Первое время отец с матерью о ней беспокоились, потом привыкли.
Но однажды, август к концу приближался, Дарёнка из леса не вернулась. Ждали её до утра. Потом всей деревней ходили искать. Всё напрасно! Пропала. Бог дал, бог взял! Лежала Серафима бессонными ночами и вспоминала, какая она замечательная дочь была. А в тот день, перед тем, как пропасть, как она её обнимала, как будто прощалась! А может, и на самом деле прощалась?
Той зимой Егор с несколькими мужиками пошёл в лес – медведя кто-то поднял из берлоги, теперь тот шастал по лесу, несколько коз утащил из крайних изб. Да так получилось, что медведь тот Егора сильно помял, разодрал тулуп, порвал мышцы на плечах. Притащили окровавленного мужа домой. Сима уложила его в кровать, раны промыла самогоном. Пришла Акулина, дали Егору стакан внутрь, для наркоза, да иглой рваные раны стянула. Бедный мужик таких страданий ещё сроду не испытывал. Подумал, что помирает и до утра вряд ли доживёт. Да и наркоз сказался. Признался Егор жене, что был у него на душе большой грех.
Оказалось, в зиму, когда Дарёнку подбросили, жил Егор на зимовке с мужиками. В тот день он слегка захворал, и товарищи оставили его в избе хозяйничать. Приготовил он обед да и сел к окошку. Сидит на лавочке, капканы налаживает, смазывает жиром, чтобы лучше срабатывали. Вдруг какая-то тень свет загородила. Глянул в окно и обомлел – смотрит на него кто-то, глаза чёрные, а сам весь длинными волосами покрыт. Посмотрел этими чёрными глазищами прямо в душу, и исчез. Егор глаза протёр, решил, что привиделось.
На следующий день его опять хозяйничать оставили, так как кашлял он сильно, зверя в лесу на версту бы разогнал своим кашлем. И опять к избе вчерашний незнакомец пожаловал. Теперь Егор разглядел, что это женщина – высокая, выше двух метров, волосы каштановые, сантиметров по двадцать длинной, всё тело ими покрыто, как шубой. И ноги босые, пальцы из-под волос видно. Смотрит прямо в душу, и показалась эта баба ему вдруг красавицей писаной, как околдовала… Вышел он к ней… Там в лесу под ёлкой и согрешил…
Смотрит Сима на мужа и не знает, как реагировать. Может это он от болезни бредит? Пощупала лоб – не сильно горячий. А из глаз вон слёзы катятся. Какие-то бабы волосатые ему мерещатся? А Егор всхлипнул, и вдруг сильнее заплакал. Сима его по голове гладит, успокаивает. А тот зашёлся, как ребёнок.
- Дарёнка та, ведь она дочка моя. Лесная красавица, значит родила её, да увидела, что та вся голенькая, а без шубы в лесу зимой не выживешь. Вот и принесла её мне на воспитание. А время пришло, подросла дочка, сама себя обслуживает, вот мамка её к себе и забрала. Такие вот дела!..
Егор потом выздоровел, поднялся. Серафима его простила, но уговорились ни единой душе того секрета не открывать, откуда в их деревне Дарёнка появилась. С той поры новая легенда в их краях из уст в уста передаётся – живёт в лесу лесная дева красоты необыкновенной, и что мужиков на охоту теперь отпускать опасно… околдует…
Очень понравился слог, ни на чем не "запинаешься".