Эд и Шут знает кто
Повесть
Глава шестнадцатая
– Ну что, отросла нога у болезного? – вылепил я первое, что взбрело в голову, не дойдя до деда каких-то трёх шагов.
Да там же и застыл как вкопанный, словно между нами образовалась стена. Он не обращал на меня внимания и продолжал кому-то махать. Оглянувшись, я посмотрел на окно своей квартиры. Оно оказалось открытым, и из него выглядывала какая-то женщина в белом и тоже махала обеими руками. «Что за чертовщина? – подумал я. – Кто это?» И тут же чуть не рухнул на месте, узнав в ней покойницу мать.
***
За сутки до её смерти я приплёлся домой с привычной прогулки немного, что называется, навеселе, хотя тогда мне вряд ли было от чего веселиться. На душе скребли кошки, а в башке гудело – как-то всё не получалось приучить организм к боярышнику. Обычно после аптеки я уходил немного посидеть в скверике, располагавшемся неподалёку.
Домой всегда возвращался нехотя. А к тому дню ещё и стирки накопилось. Ванна почти доверху была забита пропахшим ацетоном исподним да загаженными пелёнками, вернее, жалким их подобием, отчего в квартире повсюду царил смрад. На одноразовые не напасёшься, а памперсы матушка категорически отвергала. В отличие от родительницы знакомца-художника моя была далеко не спокойной подопечной – всё чего-то требовала, то и дело на что-то жаловалась и постоянно плакала. Конечно, приходилось терпеть – какой спрос от слабоумного человека! Да и пойди, полежи так хотя бы с месяц – по-волчьи взвоешь!
Но тут я столкнулся не то чтобы с неожиданным, а скорее с невозможным. Казалось, полностью обездвиженную, я застал её стоящей у раскрытого окна. Не знаю, как она смогла вообще подняться. И босиком, в белой сорочке она металась у окошка и кричала, размахивая руками. Разумеется, я подумал, что пожилая женщина со спутанным сознанием, находясь в бредовом состоянии, хотела выпрыгнуть. И, естественно, это могло прийти в голову не только мне. Через минуту в дверь уже барабанила Галина Сергеевна. Но прежде чем впустить соседку, я с криком и слезами бросился к матери. Услышав это, она тотчас замолкла и, повернувшись лицом ко мне, осмотрелась осмысленным взглядом. Затем жестом рук дав понять, что всё нормально, сказала спокойно и вразумительно:
– Позови отца Сергия.
Потом сразу сникла, и обмякшую я еле дотащил её до кровати. Конечно, напугался, не без этого. Но вот ума не приложу, почему не придал значения тому, что она сказала.
Когда же в квартиру ворвалась тётя Галя и сходу, не разобравшись, принялась на меня орать, я, ничего не объясняя, плюнул, заперся в своей комнате и, обжигая горло и внутренности, залпом осушил все оставшиеся у меня аптечные пузырьки. На случай, если она этак додумается до вызова полиции. Вероятно, тогда это мне показалось наиболее оптимальным решением всех проблем.
Но надо отдать ей должное, что, вдоволь накричавшись и, видимо, окинув хозяйским взором нашу столь запущенную берлогу, она первым делом деловито проследовала в ванную, сгребла в охапку зловонные тряпки и куда-то уволокла. Вскоре вернулась и почитай весь день провела у нас.
Только об этом я не сразу прочухал и поначалу позлился. Когда же раздался дверной звонок, почти уверился, что это по мою душу. И так как постепенно мной начинал овладевать кураж, то мне уже было по фигу, и я выполз в коридор.
Галина Сергеевна встретила меня с ведром и половой тряпкой. И по её встревоженному, лишённому всякого злорадства взгляду я догадался, что она не при чём.
***
Это был отец Сергий – настоятель храма, что поблизости. По всей видимости, кто-то потревожил его ради моей несчастной матери – ну, пособоровать, наверное, причастить. И удивительно, почему мне самому-то это в голову не пришло. Но я его узнал, хоть много воды утекло с тех пор, как у него алтарничал, и потому, похоже, совсем не тем озаботился, чем бы следовало. После всего, конечно, поинтересовался у соседки, не её ли была инициатива. Она же перевела стрелки – типа я сам, а я – и ни сном, и ни духом. Да и вовсе лыка не вязал и паясничал, в чём позже и пристыдила меня тётя Галя. Хотя вроде бы вёл себя вполне почтительно: и благословения попросил, и говорил всё по делу. В результате же, совершенно позабыв о цели визита священника, лишь приставал, бесцеремонно зазывая его к себе в комнату посидеть как человек с человеком. Я-то этого не помню, но, как выяснилось, батюшка меня не узнал. Помню только, что на следующий день к нам приезжала врач для освидетельствования смерти, осмотрительно вызванная навстрешницей, как я дрожащей рукой подписывал какие-то бумаги и как из квартиры выносили бездыханное тело.
***
И вот теперь я стоял возле деда и как баран на новые ворота ошарашенно пялился на свои окна. Видение развеялось, точно его и не было, но в себя я пришёл лишь успев заметить спину поспешно удаляющегося старика. «Не понял!» – мысленно возмутился я и пошёл следом, не отставая до самого момента, когда тот исчез за ржавой дверью бойлерной.
Однако, дойдя до двери, я остановился и даже не стал заглядывать внутрь, как-то поняв, что там никого нет. Да хоть бы и захотел – всё равно не смог бы. Как будто шёл привычной дорогой, по которой каждый день ходил, думал о своём, ноги сами шли, и вдруг – словно лбом в бетонную стену. Внезапно накатила злость. Я начал было выкрикивать что-то в пропахшую плесенью гулкую пустоту. И прислушивался, в надежде услыхать хотя бы словечко. Казалось, готов был услышать любую самую сокрушительную тираду в свой адрес. Мне не хотелось вот так уходить ни с чем: без какого-то напутствия или наставления – пусть самого невыполнимого. Я чувствовал себя так, что без этого мне легче было провалиться сквозь землю. И буквально офигевал от чувства брошенности и никчёмности – быть может, точно так же какие-нибудь особо талантливые ощущают богооставленность. От обуявшего меня безумия я решил натаскать веток и устроить там себе нечто вроде Петровой кущи, только с точностью до наоборот, чтобы умереть лучше от голода, нежели протухнуть в житейском мраке, лишённом света, который мне уже дали узреть, а потом вдруг жёстко обломили весь кайф. Но вместо этого я малодушно развернулся и пошёл восвояси, окончательно осознав, что никакого портала не существует, что в общем-то портал этот и есть сам старик. И если б он захотел, я просто прошёл бы вместе с ним прямо на старый завод, которого давно нет, и снова увидел наши комнатки, коих, возможно, и вообще не было, а даже если и были, то на какое-то время и лишь для того, наверное, чтобы, побыв там, рядом с дедом, я получил возможность немного подумать о своей жизни. И, похоже, это время прошло, и мне просто надо смириться. Старик, вероятней всего, никогда там и не жил, а живёт-поживает себе где-то в совсем иных местах, не подвластных нашим приземлённым мыслишкам.
И думая так, я постепенно добрёл до дома.
(Продолжение следует)
