Серёжа дождаться не мог, когда же Ленку из роддома принесут. Она там с мамой долго была, неделю целую. И Серёжа с папой туда каждый день ходили и с мамой через окно разговаривали. А потом она им Ленку показывала, запакованную всю. И Серёжа никак понять не мог, почему папа улыбался как-то, как маленький прям, и всё приговаривал: «Красаааавица…»
Он, наверное, обманывал, потому что не видно же ничего было через пелёнки. Да ещё с пятого этажа.
А Серёжа всё прыгал, прыгал возле папы, в лицо ему заглядывал и спрашивал:
- Папа! Папа! А я? А я? Красавец?..
Папа невидящие глаза опускал от окна, где мама с Ленкой были, и, по-прежнему не видя, смотрел на Серёжу. Потом будто приходил в себя и отвечал:
- А? Что? Да, ты тоже у нас красавец…
Потом вздыхал шумно, опять становился настоящим папой и продолжал:
- Хотя, мужчина мужчине этого говорить не должен. Да и красавцем тоже быть не должен.
- А кем, папа, должен быть мужчина? – не переставая подпрыгивать, спрашивал Серёжа.
- Мужчина? Кем должен быть?..
Папа какое-то время раздумывал, а потом отвечал:
- Я, сынок, не знаю точно. Знаю только, что любить должен… Детей своих и их мать, потому что они для него – Родина. Ну, то есть, не вся Родина, а самый её центр…
- Как Кремль в Москве?
- Угу, - папа отвечает, потом, опять подумавши, добавляет :- Даже как звезда на кремлёвской башне.
- А я тоже, пап, мужчина, да? И я так думать должен? – Серёжа опять спрашивает.
- Это не обязанность. Ты вот сам к себе прислушайся, помолчи немножко и поймёшь, что дороже нашей мамы, а теперь ещё и Леночки, у тебя никого нет.
- Нет, папа, я ещё тебя сильно-пресильно, прям вот наисильнейше люблю! – орёт Серёжа, хватает папу за руку и неожиданно руку эту, большую и тёплую, целует.
А папа подхватывает сына, близко-близко, к самому лицу своему прижимает, ничего не говорит, а снова к окну, где мама с Ленкой, поворачивается, смотрит на них и улыбается. И Серёжа улыбается, потому что слышит, как у них с папой сердце одинаково стучит, как будто одно на двоих.
И мама на пятом этаже сестрёнку к себе прижала, как папа сына, и тоже улыбается. А Серёжа от прям знает точно, что сейчас у них сердце одно на четверых. И так хорошо этому сердцу, так радостно, что даже… ну, вот… не знаю я, как хорошо!..
Когда Ленку домой принесли, то ещё лучше стало. Она лежала у себя в кроватке и хрюкала. Или кряхтела. А когда Серёжа к ней подходил, вставал на цыпочки и через перильца в девчачий мир заглядывал, она начинала стесняться, совала в рот кулачки и улыбалась.
А Серёжа смотрел на неё и смотрел во все глаза. И видел, что вот сейчас Леночка прям как мама, а вот чуть-чуть головку повернула и в папу превратилась, только в маленького совсем, почти игрушечного.
И Серёжа сестре улыбался в ответ. И они разговаривали. То есть, конечно, она-то молчала. Это Серёжа говорил. А она слушала и отвечала старшему брату… Он словно бы даже слышал её голос. И всё понимал. Вообще – всё…
… Ленка спрашивала мудрого пятилетнего брата, почему в комнате то светло, то темно. Что там за шум во дворе. Тогда Серёжа подбегал к окну, наружу выглядывал и Ленке рассказывал, что там творится. Про друга своего Вадика ей рассказывал. А она спрашивала, какой он. И Серёжа ей подробно всё говорил.
И про маму с папой сестра у него спрашивала, хотя и знала их хорошо, и видела часто, особенно маму.
А когда мама Ленку кормила, а та всхлипывала, Серёжа знал, что это сестра по нему скучает. Он тогда подходил, садился рядом. Ленка косила на него глазом, успокаивалась и вдумчиво погружалась в процесс потребления пищи.
Когда она спала, то Серёжа садился на высокий барный стул, который приносил из кухни, и держал её за руку. Ленка сжимала его палец своей микроскопической ручкой и честно спала, потому что Серёжа говорил ей, что маленькие должны спать крепко и много, иначе не вырастут.
А когда сестру достали из манежа и разрешили Серёже её подержать, то у него от счастья в первый момент даже голова закружилась. Он прижал к себе Ленку и почувствовал её запах: сестра пахла так же, как сам Серёжа, и как их с Леночкой папа и мама.
А потом папин запах стал в доме чувствоваться всё слабее и слабее, потому что он ушёл в другой дом, и Серёжа остался один с двумя женщинами.
Когда мама ему сказала, что папы больше у них не будет, Серёжа сначала не понял даже, потому что так быть не могло.
Мама сидела, держала Лену на руках и вздыхала, глядя куда-то в окно, во двор, где Серёжу давно уже ждал Вадик, а он и забыл о нём, потому что было так… так было плохо…
Пока ещё Серёжа не знал, что это и есть горе.
Потом он посмотрел на маму и почему-то понял, что её горе невыразимо больше, чем его и Ленкино вместе взятое. И увидел, что мама со своим горем справиться одна не может. Потому и решил помочь ей:
- Мама, давай пойдём на кухню и будем ужин готовить. Ты готовить будешь, а мы с Леночкой тебе поможем.
Мама как глянула на него, потом на дочку, да как заплачет. И сильно так, и громко, что аж Леночка испугалась.
- Не надо, мама, плакать, а то Леночка же боится. А ей бояться нельзя, потому что она ещё радости настоящей не видела.
Серёжа забрал сестру из маминых рук и пошёл на кухню, потому что Леночку уже пора было кормить…
