Благо!

–Этих двоих я забираю. Они мне подходят, – голос у магистра Алгения тихий, но это меня совершенно не успокаивает. Я знаю цену этой мягкости. Это вкрадчивость хищника. Больше всего я хочу, чтобы магистр Алгений ушёл. Но и он знает себе цену, а потому не уйдёт, пока не получит то, что ему нужно.
Короли правят землёй, министры двором и интригами. И все они имеют очень плохое представление о том, как живут несчастные, столкнувшиеся с последствиями их величия. Пока один король развязывает войну против другого, пока великие жрецы славят небеса за победу родной земли, а министры норовят перехитрить самих себя, повсюду остаются обездоленные и осиротевшие.
И никто не может позаботиться обо всех одновременно. Но если объединиться…
Наш переулок называют Пепельным из-за одинаковых серых нарядов наших обитателей. в моём приюте живую сироты, в соседнем здании обосновались погорельцы, через два здания – калеки, в самом конце – прокажённые. Так или иначе, но все здесь потеряли очень многое, и не знали, куда пойти ещё, кроме как в Пепельный переулок. Некоторые находят работу, отстраивают свои дома и уходят, стремясь забыть эту бесконечную боль, что встречается в каждом взгляде. За кем-то приходят солдаты и дознаватели, забирают в армию или под следствие. Приходят сюда и мастера, польстившиеся на возможность выбрать ученика посговорчивее. Не скрою, иногда сюда заходят и куда более страшные люди, точно знающие, что за обитателей Пепельного переулка никто не вступится. Здесь всем плевать, если кто-то умрёт или пропадёт, потому что жители Пепельного переулка, облачённые в одинаково серые и неприметные одеяния, уже должны были умереть.
Магистр Алгений был из магистрата целителей. Он и его люди часто шныряли по переулку, лечили, порою, кого-нибудь из наших, вечно скорбных и обречённых, но в основном держались незаметно, словно тени. Мне это всегда не нравилось, но с магистром я почти не пересекалась. Лишь на улицах, он не посещал моего сиротского приюта, и вот…явился.
Держался вежливо – упрекнуть его не в чем! – просил выделить ему пару детишек на помощь в работе.
–В какой работе? Мои сироты не целители, – возражала я.
–Да, но у них острое зрение и тонкие пальцы. В нашем магистрате важна точность сборки снадобий, – магистр был воплощением  доброжелательности, но что-то в нём, во всём его облике, не давало мне покоя и доверия. Я смотрела на него, пытаясь найти хоть один изъян в его лице или фигуре, и не находило. И мне было тошно от этого так же, как и от своего недоверия.
Магистр ничего дурного не сделал! Напротив, спросил, не болен ли кто из моих подопечных, не нуждаются ли сироты в лекарствах. Затем сказал, что ищет помощников и выложит за каждого по пять монет золотом.
Я примолкла. Разум сказал мне согласиться, сердце же насторожилось – пять монет золотом за каждого! Да всё содержание, что дарует мне казна на приют, выходит в сто монет золотом за год! Остальное – мои средства, да средства неравнодушных, а чаще всего, замаливающих грехи дворян нашей земли. И тут такая прибавка…
Но всё же, всё же моё сердце в тревоге. Слишком уж бьется.
–Прикипели к сиротам? – магистр Алгений улыбается с пониманием.
Я качаю головой:
–К ним сложно прикипеть. Многие изведали преступную долю и она показалась им слаще. Некоторые стали совсем как маленькие зверьки, а иные уже убивали. Ваше предположении о прикипании не подходит, магистр! Это жалость. Скорбь…даже стыд. Я делаю только потому что я должна делать.
–Тогда вам будет легко избавиться от пары лишних ртов. Казна грозится сократить расходы на пепельный переулок. Сами знаете, идёт война, армия важнее всего.
И снова – в словах его есть зерно здравого смысла, пусть цинично, но правдиво. И всё же, тяжело смотреть на горстку золотых монет, оставленных на столе, на удаляющегося с двумя моими подопечными магистра. Как назло, выбрал самых покладистых и тихих, доставленных ко мне два месяца назад, два брата пяти или шести лет, тонких и почти прозрачных от недоедания, грязных...
Они прижились быстро. всё не могли наесться, едва-едва начали читать по складам, я сама занималась с ними, а теперь смотрю на то, как магистр уводит их за ворота и они оглядываются попеременно на меня. И такая недетская тоска в этих глазах!
–Ты всё сделала правильно, – Гленда подходит ко мне неслышно. Лучшая из помощниц, что я видела! Всегда исполнительная, умеющая стать тенью, наблюдательная, появляющаяся в минуту истинной нужды, но ненавязчивая.
–Умом я знаю это.
–Они получат кров и пищу, мы избавились от двух ртов и сможем взять ещё кого-нибудь. У нас появились деньги. Десять золотых! А эти дети…может быть, они сами станут целителями? Берут же многих из переулка в подмастерья? Вот, может, и им? Это почётно.
–Знаю.
–Тогда почему грусть? – Гленда не понимает. Я сама не понимаю, так чего её-то винить?
–Сердце ноет. Тревожится.
–прикипела! – Гленда смеётся и тихо, неслышно исчезает. Мне хочется ей возразить, но, может быть, она права? Объективной причины к сомнению у меня нет.
***
Магистр Алгений появляется через месяц и на этот раз сердце ноет ещё сильнее. Тревожно вглядываюсь в абсолютно правильные его черты и пытаюсь понять, почему в груди моей зарождается ненависть к этой правильности?
–Я хотел бы подыскать еще пару помощников, – он снова вежлив и добр. – Пять монет золотом…
–Что с братьями? – голос предаёт меня, срывается на дрожь.
–О…– целитель в одно мгновение становится скорбен. – Мне жаль вам это сообщать, но братья умерли. Наверное, сказался пережитый голод. Бедняжки! Им столько пришлось вытерпеть!
Это звучит как правда. Но сердце бешено стучит – я не хочу и не могу в это поверить. Они жили у нас на травяной каше в дни, когда нечего было кроме этой каши раздать нашим подопечным. А тут…умерли? Это может быть правдой, но почему я не могу принять её?
–На этот раз, – продолжает Алгений, – в башню целителей потребуется больше детей. Я думаю пять.
–Пять? – я в ужасе. Сердце предаёт меня.
–Ну да. Двоих я отправлю на заготовку лекарственных кореньев, одного на сушку и толчение, а ещё двоих на сбор. Знаете, сейчас, в дни войны, нужно много снадобий, наши целители с ноги сбиваются. Монеты не значат много, когда речь идёт о солдатах, наших с вами солдатах!
Красиво стелет! Я смотрю на него и понимаю, что ненавижу. Но мне не к чему придраться. Слова его разумны. Монеты желанны – казна подрезала нам содержание. И я отпускаю ещё пятерых, стараясь не обращать внимания на тот метод, которым этот проклятый целитель выбирает себе детей. А он их обходит, оглядывает, просит открыть рот, проверяет волосы… не помощников отбирает, а чёрт знает кого! Я понимаю это всё точнее, и едва за магистром и пятью сиротами закрывается дверь, бросаюсь через чёрный ход.
Пыль охватывает меня, гниение соседнего приюта касается ноздрей, но я бегу, не реагируя на доносящиеся стоны боли.
***
В нашем королевстве есть шутка: у каждого порядочного человека должен быть знакомый дознаватель, а у каждого непорядочного – два.
Шутка шуткой, а дознаватель в друзьях или хотя бы в приятелях – явление впрямь необходимое. Мне в этом смысле повезло, жизнь привела мою судьбу к дружбе с одним из дознавателей средней руки, но мне много и не нужно. Так, мелкие услуги, знать, кого не пускать в Пепельный переулок, иметь информацию о рейдах и облавах, чтобы успеть спрятать детей, и просто спокойнее.
Но сейчас мне требовалась настоящая помощь, и мой старый друг был единственным, кто мог мне помочь.
–Какие люди! – Роден обрадовался мне. Он прекрасно знал, что просто так я не приду, но всё-таки был искренне рад меня видеть. Мне даже немного неловко стало, но я торопливо его обняла и приветствовала.
–Здравствуй, Роден. А я…посоветоваться.
–да знаю, что не от тоски пришла, – Роден заметно погрустнел. – Эх, ладно! Выкладывай! Чего у тебя?
Я в двух словах изложила про визиты магистра Алгения. Как и ожидала, Роден не понял моей тревоги:
–Слушай, ну ныне и взрослые люди мрут. Голод, нервы, стычки, болезни… чего ты от детей ждала? Совпадение! А Гленда права. И кров, и пища, и ремеслу, глядишь, выучатся. Не вижу беды. Тебе меньше ртов кормить, да монеты собирать. Да и магистр Алгений, скажу тебе, целитель известный. При дворе большая слава у него. Недавно его король, да правит он долго, наградил за спасение гвардейцев от заразительной гнили костей. В чём проблема?
Я помялась. Они все правы: и магистр, и Гленда, и Роден. Но почему же я не могу найти себе места?
–В чём? – дознаватель он и в дружбе дознаватель. Не отступится!
–Не нравится он мне! – я выпалила это в сердцах, сама почувствовала, как по-детски звучат мои слова.
Роден расхохотался:
–О, если бы можно бы арестовывать только за это! Знаешь, сколько людей мне не нравятся? Мой начальник, к примеру…
Роден осёкся, посерьёзнел:
–Не надумывай. Не занимай себе голову бреднями. Ничего дурного за ним не примечалось. А если не примечалось, то, значит, и не надо.
–Роден!
–не надо! – Роден пытался быть твёрдым. Но я знаю и всегда знала, как его убедить.
–Ну ради меня!
Дознаватель выразительно закатил глаза, показывая, как ему надоела вся эта мирская скорбь и несовершенство земной жизни. Но я ликовала: победа! Немного подождать. И я буду знать всё про магистра Алгения.
***
Подождать пришлось десять дней. Я извелась совершенно и успела напридумывать себе кучу всего дурного, самой доброжелательной мыслью стала мысль о том, что Роден просто наплевал на меня.
Но грянул вечер десятого дня, я поднялась к себе, измотанная очередным, полным хлопот, днём, и не успела переодеться и расчесаться ко сну, как Роден вломился. По мрачному его лицу я поняла, что ничего хорошего меня не ждёт.
–Две вести! – Роден, тяжело дыша, сел в кресло и, не дожидаясь разрешения, наполнил свой кубок вином. – хорошая и плохая. С какой начать?
–С хорошей! – я села рядом, отмахнулась от попытки Родена подлить вина и мне. Я редко пью.
–С хорошей так с хорошей, – дознаватель не стал ломаться. – Хорошая новость в том, что ты была права на счёт магистра Алгения. Плохая, впрочем, состоит в этом же.
Права? Как права? Что значит – права? Тысячи вопросов скользнули змеями в мысли, но Роден опередил и принялся рассказывать. Он повидал многое за свою карьеру дознавателя, но даже он не мог оставаться бесстрастным и мелко вздрагивал.
–Магистр Алгений и его ближайшие ученики давно уже постоянные гости в Пепельном переулке. Они берут себе помощников не только в сиротском приюте, но в доме старости, в доме раненых, в доме убогих, в приюте умирающих и даже среди прокажённых.
–Зачем м такие помощники? – наверное, жизнь не научила меня дурным мыслям. Я всё ещё жила наивностью.
–Они помогают в цитадели целителей, но помогают не сбором лекарств или сушкой кореньев, – Роден нервно вздохнул. – Я не знаю, как тебе сказать, но ты никогда не задумывалась о том, откуда целители столько знают про болезни?
Холод перехватил мне желудок. Я покачала головой.
–Как и я не задумывался. И многие. Словом, прежде, чем делать выводы по болезни, или по лекарству, нужно его проверить. А проверять…
–Не может быть! – сердце перекувырнулось в груди, и к горлу подкатила тошнота.
Мысли мои путались. Я не могла поверить.