Сознание возвращалось медленно. Вначале вернулся слух. Из пелены темноты и мрака я услышал какой-то шум и приглушенные голоса. Сообразил, что шум – это обычный шум городской улицы, он доносился откуда-то справа. Слева слышны были шаги и негромкие голоса. Попытался открыть глаза. Это удалось с трудом. Взгляд уперся в белый потолок. Удалось сфокусировать зрение. Свет в комнату проникал справа. Было довольно светло. Значит сейчас день, - появилась первая осознанная мысль. Попытался повернуть голову, но это сразу не удалось. Скосил глаза и увидел окно, вернее их было в комнате два. Моя кровать была прямо у окна. Скосил глаза влево. Там было еще три кровати, но на них никого не было. Попытался шевельнуть руками. Это получилось, но с большим трудом. Удалось пошевелить пальцами ног. Хотел согнуть ноги в коленях, но сильная боль отдалась в животе, и я оставил эту попытку. Слева рядом с кроватью стояла стойка с перевернутой бутылкой, от которой вниз спускалась полиэтиленовая трубочка, которая заканчивалась иглой, воткнутой мне в левую руку в районе локтевого сгиба. Капельница, - подумал я. Значит, - подумал я, сейчас я нахожусь в больнице. Как я сюда попал и когда? Голова от слабости кружилась, и мысли в голове ворочались медленно. Постепенно начал вспоминать.
В тот вечер я возвращался из клуба, где проходило ежеквартальное собрание ветеранов афганской и чеченской войн. Время было половина одиннадцатого. Я шел по плохо освещенному переулку. Впереди заметил джип, стоящий слева у дороги. Номера видно не было, он был залеплен грязью, да и не интересовал меня его номер. Мое внимание
привлек только рисунок на заднем пыльном стекле, очевидно, нарисованный пальцем. Это была улыбающаяся мордочка – смайлик. Я подошел поближе, и вдруг обе задние дверцы машины, словно по команде, распахнулись и из нее на дорогу выскочили двое. Один амбал, настоящая горилла, метра под два ростом, другой поменьше, но тоже крепыш. Они явно ожидали меня, и сразу пошли мне навстречу. Того, кто был поменьше, я узнал сразу. Это я тогда его первого вырубил и затолкал в машину. Я сразу понял, что ничего хорошего эта встреча мне не сулит. Они шли явно не с намереньем попросить у меня закурить или спросить время. Я приготовился, но понимал, что на этот раз преимущество в массе и силе
на их стороне. В прошлый раз я использовал фактор внезапности, но на этот раз мне использовать его не удастся.
- Привет, дарагой, - обратился ко мне тот, что поменьше. – Как поживаешь?
- Спасибо, вашими молитвами, - стараясь как можно миролюбивей, ответил я.
- Мы Аллаху за неверных не молимся.
Я просто пожал плечами.
- Зачем же ты так некрасиво обошелся с нашими братьями? – на этот раз спросил меня гориллообразный.
- А зачем они приставали к моей невесте?
- Они к ней не приставали, просто приглашали покататься.
- Так не приглашают.
- Ты что, нас будешь учить, как это делать?
- Если не умеете по-человечески, можно и научить.
- Это мы сейчас тебя будем учить!
С этими словами оба бросились на меня. Больший занес огромный кулак правой руки, целясь мне в лицо. Я поднырнул под его руку и решил использовать свой коронный удар снизу в челюсть. Но мой кулак просвистел мимо, едва задев его ухо. На удивление, детина оказался ловким, он легко увернулся от моего удара и даже сумел использовать инерцию моего холостого удара, левой лапищей повернув меня к себе спиной. И тут же обеими руками обхватив мои руки, плотно прижав их к туловищу. Свои ноги он сжал, не давая возможности мне нанести ему удар каблуком в промежность. Я оказался упеленанный, как младенец. У меня не было возможности даже шевельнуться. Второй начал молотить меня, как боксерскую грушу, нанося удары в живот, в грудь. Я пытался отбиваться от него ногами, но это у меня плохо получалось, размахнуться ногой для удара не удавалось, так как я был прижат, как к стенке.
Вдруг откуда ни возьмись появился третий. Я узнал и его. Это был тот маленький с той нашей первой встречи.
- Дай-ка я! – крикнул он, отстраняя товарища. Он оттолкнул его, выхватил откуда-то из-за пояса кинжал и воткнул его лезвие мне в живот. Это стало неожиданностью даже для его сотоварищей. Громила даже выпустил меня. Когда малыш выдернул кинжал, я инстинктивно перехватил запястье его правой руки с кинжалом своей левой рукой, а правой схватил его руку чуть пониже локтя, и что есть силы, грохнул через свое колено. Кость сломалась, кисть повисла плетью, кинжал отлетел в сторону. Малыш завопил, тряся сломанной рукой. Его товарищи остановились, как вкопанные, не зная что делать дальше. В этот момент из-за угла появился полицейский уазик, осветив нас своими фарами. Заметив его, чеченцы подхватили вопящего малыша и буквально на руках потащили его к джипу. Через несколько мгновений джип уже скрылся из вида. Полицейские подъехали ко мне. Кровь из раны била струей. Я старался зажать рану рукой, но это плохо получалось. Вся рубашка ниже пояса и брюки промокли от крови. Я стремительно терял силы, в глазах темнело, голова кружилась и сам уже не заметил, как оказался лежащим на асфальте. Старший лейтенант подошел ко мне.
- Что тут у вас? Как ты?
- Плохо, пырнули кинжалом в живот. Нужно в больницу. Это чеченцы.
- Опять чеченцы! Ну, достали, скоты! Передушил бы всех своими руками! –
возмущался офицер.
- Старшой, найди их. Они на джипе, задний номер замазан грязью, но на заднем стекле мордочка смеющаяся, нарисованная пальцем. И еще, я нападавшему сломал руку. И кинжал где-то тут валяется. Только с ним осторожно, на нем его отпечатки пальцев.
- Сами знаем, не учи ученого, - огрызнулся старший лейтенант.
Он наклонился ко мне, пощупал живот, увидел лужу крови и заторопился.
- Митяй, ходь сюда! Быстро! Помоги занести его в машину!
Как тащили они меня, я уже не чувствовал. Время от времени, пока они везли меня, я то приходил в сознание, то отключался. В уши доносился шум рации и постоянно звучащие обрывки фраз: «Операция перехват… джип с чеченцами … трое .. у оного сломана рука… мордочка на заднем стекле».
Эти воспоминания утомили меня, и я снова провалился в темноту. Очнулся я от того, что кто-то гладил меня по щеке. Я открыл глаза. На койке рядом со мной сидела Лика и нежно гладила меня по небритой щеке, на которой уже отросла приличная щетина.
- Зарос-то как, - с какой-то нежностью в голосе говорила она.
Если бы я не услышал ее голос, то подумал бы, что она мне просто пригрезилась. Как она здесь оказалась? – недоумевал я. - Почему она здесь? И где я вообще? Эти вопросы вертелись у меня в голове, но сил хватило только на то, чтобы произнести ее имя:
- Лика…
- Молчи, тебе нельзя разговаривать, - голосом строгой учительницы произнесла она, приложив палец к моим губам. – Очнулся, узнал, это уже хорошо.
- Где я? – выдавил я из себя непослушными губами.
- В больнице. Тебя привезли в полицейском уазике с проникающим ранением в брюшную полость. Ты потерял много крови и был без сознания. Тебе сделали операцию, и ты не приходил в себя уже несколько суток.
- Сколько?
- Тебя привезли 2-го вечером, а сегодня уже 5-ое, значит, почти трое суток.
- Лика, а как ты здесь оказалась?
- Я работаю здесь. Я же тебе говорила, что работаю в районной больнице операционной сестрой.
- Значит мне повезло.
- Куда уж больше.
- И ты оперировала меня?
- Оперировал доктор, я только ассистировала.
- А там у меня серьезно?
- К счастью, не очень. Главное, что ни почка, ни селезенка не задеты. Кишечник пришлось немного подлатать. Но ты потерял много крови. Ладно, хватит болтать, тебе нужно лежать и набираться сил.
Она поднялась, поправила одеяло.
- Лика, не уходи, пожалуйста, ты для меня как лечебный бальзам. Я сразу лучше себя чувствую.
- Ну, мужики… - улыбнулась она, покачав головой. - Уже зачирикал. Значит, пошло на поправку. Ладно, я вечером еще зайду.
Когда меня перевели из реанимации в обычную трехместную палату, в которой я по-прежнему оставался один, возможно, не без участия Лики, она по полночи проводила рядом с моей койкой. Теперь она часто на дежурстве подменяла своих подруг, чтобы больше времени проводить со мной, за что я был ей бесконечно благодарен. И вовсе не потому, что это требовалось для моего выздоровления, а за то, что она была рядом со мной. Ее присутствие благотворно действовало на меня.
Закончив свои дела, она приходила ко мне в палату, садилась рядом на койку и мы вели бесконечные беседы, иногда далеко за полночь. Как-то она вдруг спросила меня:
- Вадим, я так и не поняла, ты был женат? Когда я была в твоей квартире, то не обнаружила малейшего присутствия женщины. Ты что, до сих пор оставался холостяком?
- Нет, Лика, я был женат, о чем я сейчас искренне сожалею.
- А почему вы расстались? Дети у вас были?
- Нет, детей не было. А почему мы расстались объяснить не так легко. Просто мы оба почувствовали, что мы совсем чужие друг другу, что наш брак был чистейшей ошибкой.
Я тогда только вернулся из Чечни. Мы с друзьями что-то отмечали в ресторане. Рядом с нашим столом девчонки из местного техникума отмечали день рождения свой подруги. Естественно, нашим ребятам было кого приглашать на танцы. Мы вскоре перезнакомились с ними. А кончилось тем, что мы подозвали официантов и попросили сдвинуть столы, и мы устроились всей компанией за общим столом. Если у девочек на столе было довольно скромно, то наши ребята, вернувшись из Чечни с деньгами, не скупились. Стол ломился от дорогих блюд, выпивки и закусок. Рядом со мной оказалась смуглая черноглазая девчонка, похожая на цыганку. Мы с ней так лихо отплясывали рокенрол , потом познакомились. Звали ее Ая. В тот вечер я здорово набрался и очень плохо помнил, как я оказался с ней в одной постели в отдельной комнате их полупустого по случаю летних каникул общежития. И я, воспитанный родителями в старых добрых традициях, считавших по принципу: «после случившегося я просто был обязан на ней жениться», не мог поступить иначе. Родителям она сразу понравилась, да и мне самому она вначале нравилась, хотя была совершенно не в моем вкусе. Я не люблю брюнеток, а тем более черноглазых, в них, мне кажется, есть что-то дьявольское. Мне всегда нравились блондинки с голубыми глазами. Вот такие, как ты.
С этими словами я взглянул на Лику и погладил ее по руке. Она скромно опустила глаза. А потом продолжил.
- Мы поженились, вместе прожили почти три года. Вначале детей заводить не хотели, нужно было ей еще учиться, и хотелось пожить для себя. Потом уже когда решились, долго у нас ничего не получалось. А когда, наконец, получилось и она забеременела, у нас произошел скандал, даже не помню точно из-за какого-то пустяка. Мы здорово поругались впервые за всю нашу совместную жизнь. Конечно, виноват был я, нужно было учитывать психику беременной женщины, а я, вечный правдолюб, доказывал свою правоту. Все-таки расшатанные на войне нервы сделали свое. Я психанул, ушел и дня два не возвращался домой, ночевал у друзей. Когда, раскаявшись, вернулся, то узнал, что она сделала аборт. Этого я простить ей не смог. Это стало причиной нашего разлада. И с тех пор пошло. Мы оба чувствовали, что больше любви у нас нет. Присутствие друг друга нас только раздражало обоих. Нам
