Дрёмно лежит пуховым покрывалом молочный туман на парке. Прочно лежит. Иногда покряхтывая сонно движущимися ветками, едва заметный ветерок скользит быстрой лаской и тревожит сладкую дрёму по тёплой поре.
Отжившие своё старые сухие акации, чудом природным скрученные в такие веретена, что диву даёшься, покрытые густо от комля по стволу вверх шубой острых длинных игл, проглядывают через туманное месиво некими странными животными, случайно перепутав дорогу из своего волшебного мира, они ненароком забрели к нам и остались, довольные благоприятным исходом и хорошим климатом. Молодые акации приготовились к весенней кадрили чувств и эмоций, почки на ветвях слегка округлились, коли приглядеться, можно увидеть едва заметную робкую зелень.
Берёзы-невесты свесив длинные ветви, ждут своих женихов. Дикая черешня, пережившая не одно поколение деревьев, печально шумит кроной, беспокоит её что-то, но держит она внутри свою боль и не делится ею с другими.
Красавицы ели да туи, высаженные по линейке, стоят, не шелохнувшись, будто на некоем параде караулом.
Бездомные псы, эти вечные попрошайки и миляги, кто, вытянувшись струной, а кто, свернувшись калачиком, чутко дремлют, каждый раз услышав посторонний звук, они, не открывают глаза, всего лишь начинают прядать локаторами ушей, ища источник тревоги. Убедившись в отсутствие оной, продолжают блуждать в собачьей стране сна, от увиденного там то лапкой дёрнут, то носом шмыгнут, то захрипят просительно, то кашлянут простительно. Капельки тумана, осевшие на шерсти, делают их всех, разно-породных и разномастных, одного окраса – свинцово-водно-туманного.
В чудесные утренние эти часы парк кажется особенно трогательным огромным зверем, дающим приют зверью и птицам, дарящие радость детям и взрослым.
Сейчас этот добрый зверь спит.
Над ним кружится птицей фееричная тишина, исполняя восхитительные мелодии. Вскоре она, вспугнутая одухотворённой песней проснувшихся птиц, упорхнет куда-то туда, где её с нетерпением ждут.
