Мама

             

У меня семья довольно большая. Мы с женой скоро 36 лет вместе. Два сына уже давно выросли и живут со своими семьями. Так что с «должностью дед» я уже даже свыкся. Но центр нашей семьи – бесспорно, мама. Моя мама. Она у нас – патриарх. Или правильнее было бы назвать её «матриархом»?
Ей сейчас 87. И живёт она отдельно. Как только я женился, она сказала, что не станет причиной моих раздоров с женой, и удалилась в «фамильные однокомнатные хоромы», оставшиеся ещё от бабушки и все эти годы стоявшие запертыми.
Последние несколько лет она из дому не выходит: ноги стали её плохо слушаться, и преодолеть 4 этажа без лифта ей уже сложно. Никита же Сергеевич, когда дал отмашку на возведение  массового жилья своего имени, очевидно, даже предположить не мог, что люди будут доживать до столь почтенного возраста. Или предполагал, что хрущёвки -  жильё временное и только для молодых.
Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, и нет ничего, что бы ни проходило так быстро, как молодость.
Правнуки её обожают, внуки – тоже. Мы с женой – бесспорно. Мама несколько раз спасала наш брак, когда мы были на грани развода. Она тогда приглашала к себе мою Марину и весь вечер беседовала с нею. Следующий вечер был посвящён мне…
Не стану пересказывать всего, о чём мы с нею говорили тогда, скажу только, что, возвращаясь домой после этого вечера, проведённого у мамы, я чувствовал себя мальчишкой-шалопаем, очень виноватым перед женой. И мы мирились. И всё снова становилось хорошо и правильно в наших отношениях.
Когда у моего старшего сына Ивана начались сложности в семье, мама почувствовала это первой. Она не стала «утомлять этой крошечной проблемой нас», а всё урегулировала сама. Мы узнали об этом спустя два или три года. И то – случайно. Как-то жена сына проговорилась за праздничным столом, а он потом рассказал всё подробно, когда мы вышли на балкон покурить.
Периодически мама устраивает «дамские журфиксы», на которые сбираются жёны сыновей, моя Марина и старинная мамина приятельница Евгения Павловна, с которой они дружат уже, наверное, лет шестьдесят.
К этим встречам мама тщательно готовится. Она обязательно печёт пирог, частями которого обязательно наделяет всех «на дорожку». И  требует от меня, чтобы непременно была видеозапись какого-нибудь забытого балета.
Дело в том, что Евгения Павловна – старая дева и бывшая балерина, блиставшая даже на сцене Большого. Мама весь вечер вяжет крючком, а Евгения Павловна бесконечно вспоминает о высоком балете, к тайнам которого она была причастна.
Потом жена старшего сына читает стихи. Она преподаёт в университете и уже много лет занимается Серебряным веком русской поэзии.
Затем наступает черёд младшей. Эта преподаёт в школе физику, влюблена в своё дело и с совершеннейшим восторгом говорит о своих учениках, нынешних и бывших.
Мама руководит разговором, как Анна Павловна Шерер в романе Толстого: она искусно связывает нить разговора, если тот вдруг неожиданно прервётся.
Помню, что в детстве она нечто подобное устраивала и для нас с папой. Только тогда такие вечера заканчивались тем, что мы все втроём укладывались в родительскую постель, и мама читала нам с папой вслух «Хижину дяди Тома» и «Овода», «Домби и сын» и «Кому на Руси жить хорошо». А по воскресеньям она водила нас на балет, и я был в абсолютном восторге от великолепного танца Петуха в «Докторе Айболите».
А ещё я очень любил болеть в детстве. Потому что лежал в своей кроватке, скучал и ждал, когда придёт мама. И вдруг раздавался дверной звонок в прихожей. Я ещё не слышал её голоса, но уже чувствовал её запах, который приближался, приближался, приближался... И вот на пороге появлялась мама. Моя мама. И обнимала меня и голову мою прижимала к самому своему сердцу, а я слышал, как оно стучит. И болеть было уже не страшно. Жить – тоже…


… В самый канун моего шестидесятилетия мама попала в больницу. Гипертонический криз случился ночью. Но нас беспокоить она не стала: сама вызвала «Скорую помощь». Мне позвонила лишь на следующий день:
- Сынок, ты только не волнуйся, но я слегка приболела… Нет, ничего страшного, просто слегка подскочило давление. Но врачи перестраховались и положили меня в 23 больницу…
Когда я, бросив всё, примчался к ней, то моя чудесная мама встретила меня всегдашней своей улыбкой и уверениями, что «всё это пустяки и скоро пройдёт».
Я сел с нею рядом и взял в обе руки её почти прозрачную руку. Знаете, что она мне сказала тогда?

- Больше всего я боюсь умереть во сне и оставить вас одних. Вы ведь ещё такие молодые и столько ещё глупостей можете наделать…