Солнечный зайчик

Эта история началась в начале семидесятых прошлого века, закончилось десять лет спустя.

На окраине южного провинциального города, в панельной хрущёвке, на третьем этаже жила маленькая семья: мама Ольга Сергеевна и её сын Гена двенадцати лет. Оля работала в местной школе учителем младших классов. Маленькая, стройная, как статуэтка. Строго одета. На голове аккуратный пучок волос: куля, скрепленная железными шпильками. Очки в пол лица, по моде того времени. Глаза, казавшиеся огромными в толстых линзах, глядевшие с обожанием на сына.

Тот был видным, чернявым, с красивыми чертами лица. За такими  мальчишками с малолетства бегают девчонки. Мать гордилась Генкой, любила его безудержно, потому что на белом свете волею судьбы они оказались одни. Родни не было.

В квартиру, находящуюся этажом выше над нашими героями, въехали новенькие: мать, отец и десятилетняя дочка Анечка. Девочка была необыкновенной внешности: белая кожа, веснушки на носу и пышная копна рыжих волос. Прямо солнышко какое-то. Добавьте к этому голубые  кроткие глаза, тихий тонкий голосок, спокойный нрав. Худенькая и чуть несуразная, по возрасту. В новом классе, на удивление, её приняли сразу, отнеслись дружелюбно. С первого дня назвали Рыжиком.

Генка поначалу соседку не замечал. Думал: «Рыжая чокнутая». А та…. При первой встрече, когда сбегала по ступенькам вниз, а Гена летел к своей двери наверх, глаза их встретились, и девчоночье сердце  затрепетало, как воробышек, ухнуло в пятки и билось по всему телу, будто вся она была одно сердце. Обдало жаром. Бледная кода заалела от кончика носа до ушей. А сосед тем временем открыл свою квартиру и скрылся в ней. Так ничего и не заметил.

Прошло десять лет. У Ани случилось несчастье: в аварии погибли родители. Девушка осталась одна в своей квартирке на четвёртом этаже. Было не до учёбы. Пошла работать продавцом в продовольственный магазин. Так было легче выжить. Платили немного, но можно достать пропитание.  Время тогда было тяжёлое, дефицит продуктов и других товаров. Люди днями караулили у магазинов в ожидании, что что-нибудь «выбросят», стояли в очередях, считались.

Генка по окончании школы устроился на канатный завод. По-прежнему хороводился с девчонками. Ольга Сергеевна молча, переживала. Анечка, уже по-привычке, пробегая третий этаж, с замиранием сердца смотрела на заветную дверь, за которой жил ОН. Другого парня так и не завела. А Гена, как-то раз, встретившись с ней  на лестнице, вдруг поднял глаза и остолбенел: перед ним стояла стройная рыжеволосая красавица. Художник бы сказал: «Мадонна!». Юноша же удивился: «Это наш Рыжик??? Да когда  ж она успела?»

И закрутился у них роман, да так закрутился, что, казалось, искры летели, когда они встречались взглядами. И будто било током от прикосновений. Девушка растворялась в любви и обожании. От того, что сбывалась её заветная мечта. Что Генка обратил на неё внимание, полюбил. Они теперь будут вместе, навсегда.  Опытного в  амурных делах парня как пелена накрыла. Такой девчонки у него ещё не было. Ольга Сергеевна тихо радовалась, надеялась на хороший исход. И он наступил. Сыграли скромную свадьбу. Молодые переехали на четвёртый этаж.

Поначалу всё было, как в сказке. Генка любил расправлять на белой подушке рыжие кудри. Называл «Моё солнышко», «Солнечный зайчик». Аня души не чаяла в муже, старалась во всём угодить. Училась готовить, вести хозяйство. Вот оно счастье!

Потом родилась крохотная дочка Кирочка. Такая же белокожая и огненно рыжая, как мать. Анечка разрывалась между беспокойной малышкой и привыкшему, что его обслуживают, мужем. После бессонной ночи, молодая жена, рано утром готовила завтрак, собирала мужа на работу, «зачиняла термозок» с обедом. А Кирочка плакали, просилась на руки. Аня не роптала. Кротко  сносила усталость и недосып. Даже радовалась, что полезна, нужна мужу и ребёнку.

Со свекровью невестка сдружилась сразу. Несколько дней в неделю, оставив внучку бабушке, выходила на работу, на подмену. Звонила оттуда, робко, будто извиняясь, запиналась, не зная, как начать: «Ээээ, Ольга Сергеевна!». Она никак не могла назвать её мамой, как требовали традиции того времени. «Здесь завезли докторскую колбасу и пельмени. Я вам очередь заняла. Сажайте девочку в коляску и бегите в магазин! Вам на двоих дадут, по килограмму в одни руки».  Так и выживали.

Прошло полгода. Молодая мама всё так же выбивалась из сил. А главе семьи, похоже, стала надоедать беспокойная жизнь, новые обязанности, несвобода. Сначала он стал «задерживаться на работе», приходил всё позже и позже. Потом появились «ночные смены», всё чаще и чаще. Он не ночевал дома, Аня плакала, укачивая дочку. Ольгу Сергеевну не хотела расстраивать. Молчала. Да та и так всё видела, переживала. Разладилось как-то счастье, распалось на мелкие неурядицы. Или крупные?

Так прошло несколько месяцев. А потом, когда жена с дочкой гуляли, Генка собрал в спортивную сумку свои вещи, хотел по-тихому улизнуть. Встретил на крыльце Анну. Да тут же, впопыхах, не церемонясь, огорошил: «Прости, я больше так не могу. Полюбил другую. Ухожу».

Жизнь Ани вмиг померкла. Выключили солнце. Стало нечем дышать. Она смотрела на плачущего ребенка в коляске,  не находила сил успокоить. Так и ревели они на ступеньках. Громко. Взахлёб. Всё это время, в душе, она знала, что не пара Генке. Не достойна она его. Что волшебная пелена спадёт. И Аня превратиться из Солнечного зайчика в обыкновенную Рыжуху, готовую не спать ночами, стирать, готовить, убирать. Худая, с кругами под глазами, в халате, без макияжа. Таких не любят. Таких терпят. Но терпению когда-нибудь приходит конец.

Сердце Ольги Сергеевны разрывалось от потухшего взгляда невестки. От заходящейся в плаче внучки. От тревоги за сбежавшего сына. Где он? Как он?

Генка позвонил сам. Сообщил, что у него всё нормально, живёт у женщины. У той двухлетний сын. Как могла поделикатнее, сообщила Анне новости про её мужа. Та стала просить: «Умоляю, посидите с дочкой, а я съезжу туда, к Гене. Я должна его вернуть, объяснить, что так нельзя, у него семья, ребенок!». Но свекровь рассудила по-своему. Сама собралась и поехала, сын адрес оставил, чтоб не беспокоилась.

Добралась. Замерла в волнении перед нужной дверью. Никак не могла справиться с сердцебиением. Позвонила. Открыла молодая яркая брюнетка. За её ноги хватался мальчуган.

– Здравствуйте, мне бы Гену. Я его мама…

– Будем знакомы, Галина. А это Мишка, мой сынок. Проходите. Ген, к тебе!

– Мама? Ты как здесь? Что случилось?

Сердце всё стучало, слёзы не удавалось сдержать.

– Геночка, ну как же так?

– Подожди, мам, давай не здесь, пошли на кухню.

– Сынок, ну как ты мог, у тебя ведь семья, ребёнок?

– Здесь теперь моя семья. И тут есть ребёнок. Какая разница: там ребенок, здесь ребёнок? Этот хоть не орёт сутками. Прости. Мам, но дело решённое, с Анькой я развожусь. Ты хочешь, чтобы я до конца жизни мучился, жил с нелюбимой?

Вот и поговорили. Ольга ехала домой и всё думала, как она могла вырастить и воспитать такого сына? Ведь она жила для него. Ни в чём не отказывала. Старалась, чтобы стал хорошим человеком. Избаловала. Залюбила…

Дома сообщила невестке: «Не ходи туда, не надо. Бестолку. Генку не вернёшь. Давай думать, как жить дальше». Так и зажили втроём. Потихоньку. Безрадостно. Без мужа. Без отца. Без сына.

В тот день свекровь с утра чувствовала какую-то тревогу, не находила себе места. Пришла возбуждённая Аня, попросила посидеть с Кирочкой.  Бабушка никогда не отказывалась помочь. Принесла внучку к себе. Им в радость  побыть вместе. Пусть Анна отдохнёт, или дела поделает.

То, что случилось дальше, иначе, как кошмаром наяву, не назовёшь. Жизнь изменилась в один момент, распавшись на две половинки «до» и «после».

Ольга услышала шум на лестнице. Стук в дверь. Анн крик: «Мамочка! Мамочка Оля! Простите! Спасите! Я выпила уксус. Всю бутылочку…».

Скорая приехала почти моментально. Аня была жива. Она кричала:

– Доктор! Я буду жить???

Пожилой врач посмотрел в её глаза с расширенными от боли зрачками:

– Но ты же не хотела жить…

– Гену, позовите Гену! Пусть посмотрит, что я из-за него сделала. Пусть мучается всю жизнь, как я!

Всё кончилось быстро. Женщина страдала не долго. Ничего нельзя было сделать.

Ольга Сергеевна, осунувшаяся, постаревшая, с опухшими слезящимися глазами, ехала к сыну, чтобы сообщить страшную новость. Что завтра хоронят Аню. Геннадий выслушал спокойно: «Мам, я всё понял. Ты держись. Крепись. А сейчас иди» И ни слова о дочке.

Всю ночь горело светом через задёрнутые шторы окно в Аниной квартире. Всю ночь Ольга со сменяющимися соседками просидела у гроба. Такая раньше была традиция. Кирочку забрала подруга усопшей.

Проводы Анны были многолюдными и горестными. Собрались знавшие её, со всей округи. Никто не мог смириться в такой нелепой, бессмысленной смерти молодой женщины. Плакали навзрыд, не стесняясь, прощаясь.

Геннадий на похороны не пришёл. «Ну вот, теперь у меня нет и сына…», – прошептала про себя Ольга Сергеевна.

Шло время. Бабушка оформила пенсию, опекунство над внучкой. Они жили вдвоём. Соседи часто видели прогуливающуюся Ольгу с  красной раскладной коляской-зонтиком, в которой сидела годовалая девчурка. «Это наша Кира Рыженькая! Кирочка, иди в песочек поиграем!».

Однажды, Кирочка в коляске,  развернулась к Ольге Сергеевне и сказала ей свое первое слово: «МАМА!»

Вдовый Геннадий женился на  Галине, усыновил Мишку. С матерью виделся редко. Дочкой не интересовался. О солнечной Анне не вспоминал.