Незаконченная притча. Глава 11. Вот и прошла любовь.

 
Аля Хатько и Олег Вайнтрауб.

Вышвырнутые на лестничную площадку любовники постепенно начали приходить в себя. На настойчивые звонки Германа, слышен был только истерический смех хозяйки квартиры. А потом он стих и раздался какой-то тупой удар и…тишина. У Германа дрожали руки, одеяло, накинутое наспех на плечи, сползло, чем и воспользовалась Верка. Она уже сама укуталась в него и стояла у двери переминаясь с ноги на ногу, уж очень хотелось в туалет. И тогда Герман решительно сдёрнул с неё одеяло, снял пододеяльник и протянул Вере:
И откуда ты свалилась на мою голову! Жил себе припеваючи и горя не знал, так нет же припёрлась, сплюнул мужчина. На, укутайся и скройся куда-нибудь на время, пока я буду добывать ключи.
Сам снова тщательно обернул торс одеялом и пошёл вниз к консьержке. Там на лицо натянул вежливую улыбку и тихонько постучал в окошко, так как дежурившая женщина сладко спала.
- Любезная Евгения Ильинична, дайте пожалуйста мне ключ от 44 квартиры. Вот вышел покурить, а дверь и захлопнулась.
- Так, а Ангелина Харитоновна ещё не вернулась разве?
- Она немного приболела с дороги и уснула, не хочу её тревожить.
- Ну, и правильно, что ключ здесь оставляете. Чего только не бывает, и она протянула Герману ключ.
- Спасибо, уважаемая, продолжайте отдыхать, а ключ я верну утром. Спокойной ночи и ещё раз извините, что потревожил.
Путаясь в одеяле, мужчина поторопился к квартире, Верки нигде не было видно.
Ууууу, гадина старая! Всю жизнь поломала, - клял в душе ту, которая уже вторые сутки доставляла ему огромное удовольствие.
Открыл дверь и сразу увидел лежащую на полу Ангелину. Она не двигалась. Герман наклонился, схватил руку, пульс еле слышен.
Жива слава Богу! Принёс воду и начал брызгать в лицо, расстегнул платье, брызнул на грудь. Медленно Лина приходила в чувство. Она открыла глаза и непонимающим взглядом упёрлась в Германа:
- Кто ты? И что здесь делаешь? – слабым голосом спросила женщина и хотела встать, но была настолько слабой, что снова упала и закрыла глаза. Тут Герману стало совсем страшно, он быстро оделся и начал вызывать неотложку, а в это время крадучись вошла Верка.
-Так, а ты быстро оделась и, чтобы духу твоего тут не было, слышишь?
- Но я никуда не пойду, ночь ведь на дворе.
- Ты понимаешь, что Лина в плачевном состоянии, я вызвал скорую помощь, и если что-то пойдёт не так, то нас с тобой повяжут. Мы оба здесь находимся на птичьих правах. Неужели не понятно?
- Нооо, я…я…мать, - лепетала Вера, но натягивала свою одёжку.
-Мать? Я что-то сомневаюсь в этом. Неужели мать так может поступать со своей родной дочерью? Что-то я даже в самом эротическом кино такого не видел.
- Но, ты мне очень приглянулся, и я не устояла.
Верка шарила глазами по квартире, словно искала что-то, хотела зайти в другую комнату, но Герман был непреклонен:
- Не вздумай что-либо стырить, а то не поздоровиться, слышишь?! Уходи!
И женщина нехотя покинула квартиру, и вовремя. Приехала скорая помощь:
- Что тут у вас стряслось?
Герман показал на лежавшую на диване Лину:
- Не могу знать она была без сознания, я привёл её в чувство, но она ничего не понимает.
После осмотра врач спросил:
- А она вам не говорила ничего о беременности?
Герман, как стоял, так и присел от неожиданности:
- Нннне…т, нннеее ддолжна..
- Ну там разберёмся, а сейчас соберите её вещи мы забираем её с собой.
Герман на дрожащих ногах начал, как робот двигаться и собирать что-то в пакет, мало соображая.
- Ну, этак вы весь гардероб соберёте. Только самое необходимое: тапочки, халат, сорочку ночную пасту зубную, щетку, а остальное, когда придёт в себя сама позвонит, довезёте.
Лину увезли, а он закрыл дверь на замок,  обхватил голову руками и начал себя корить:
Ну, какой же я невезучий….Не хватало мне ещё одной беременности. И, кажется, что всё время предохранялся, а на тебе! Может, ещё пронесёт? Так, надо утром линять отсюда. Хорошо, что не говорил Ангелине о своей работе она и не спрашивала. А гостиниц много в Москве, скажу в отделе кадров, чтобы нашли место в другой, что эта мне не подходит. И потом, хватит! Ещё месяц тут побуду и пускай дают замену. Хотя бы с Линой всё обошлось. На работе часто показывался, секретарша меня, как облупленного уже за версту знает. Недаром шоколадками подкармливал. Да и разных мероприятиях всё с ней, да с ней. Реально надо сбегать, а то статью пришьют…..
Так и не прилёг Герман до утра, собирал по углам свои вещи вымыл после пиршества с Веркой посуду, снял постельное, но свежее не стал натягивать. Просто закрыл кровать покрывалом.
- Да полгода пролетело, как один миг… Может надо завтра навестить Лину и пасть на колени, просить прощения? Ведь любит же она меня, я же знаю, что любит. Вон, с каким наслаждением отдаётся каждую ночь. Да и мужчина я у неё первый, а это для женщины многое значит. Первая любовь, говорят, не забывается. Ну нет! Не хватит у меня смелости на этот шаг. А если простит? Так, что мне надо на ней жениться? Так я ж её не люблю. И…старая она для меня.
Вот так, Совесть пока что у Германа теплилась и старалась задавать ему вопросы, но он на все вопросы находил отговорки и наконец, измученная Совесть замолчала. А хозяин её собрал вещи и рано поутру отдал ключ консьержке, ушёл из этой квартиры навсегда.
Без труда устроился жить при помощи отдела кадров в заводском семейном общежитии. На работу ходить было недалеко, да и платить за проживание в однокомнатной квартире было совсем мало. А питаться можно и в столовой, и кухня в этом общежитии была просторная.
Теперь надо было намекнуть на своей основной работе, что пора бы поискать ему уже замену, прозондировать, так сказать, почву для своего отступления. Навестить Лину в больнице он и не собирался. Разберутся и без него. А с глаз долой так сразу и с сердца вон. Посчитал свою прибыль от проживания с Линой. Сумма набежала кругленькая и он решил, что держать такие деньжищи при себе не резон и отправился в ближайший банк, где его с улыбкой встретила оператор. Герман обратил сразу на неё внимание. Она была очень красивой. Светлые волосы, кажется, природные, не видевшие краски, были пострижены под каре и красиво спадали, прикрывая лоб. Глаза были карими, что контрастировала со светлыми волосами и чёрными бровями и такими же чёрными ресницами.
Наверное, Герман слишком внимательно пялил глаза на оператора, что женщина засмущалась, и её щёки залил румянец. После завершения операции, Герман задал несколько незначительных вопросов, по поводу своего вклада и попрощался, напоследок ещё раз заставив женщину смутиться.

продолжение следует