А.Посохов "Стихоплёт"

  Лето в разгаре, субботнее утро. Выходим из подъезда погулять в лесочке. Таких лесочков на окраинах Москвы почти не осталось. Навстречу соседка с французской болонкой.
  – Здравствуй, Маша! – приветствуем её, не собаку, конечно. А жена ещё и спрашивает. – Чего-то вы сегодня рано?
  – А у меня часы остановились в полночь, – отвечает Маша.
  – Часы у неё одни, что ли? – с удивлением произнесла жена, когда дверь в подъезд плотно захлопнулась.
  – Действительно, – согласился я с законным недоумением жены. Хотя точно знал, сколько часов у соседки. И правильно воспринял её зашифрованное сообщение о том, что она очень ждёт меня сегодня в двадцать четыре ноль-ноль. Будто в одной разведшколе учились. Но я и о жене не забыл.
  – Ты помнишь, что у нас сегодня день любви? – строго спросил я. – Раз в неделю вынь да положь.
  – Помню, – ответила жена. – Куда от тебя денешься. Только ты мне частушки свои пошлые в этот день не читай по дороге, пожалуйста. Ненавижу поэзию низкого уровня.
  – Постараюсь, – пообещал я и тут же гордо продекламировал:

Может, я и стихоплёт
Никому не нужный,
Но частушка так и прёт
Вырваться наружу.

  – Пусть прёт, я не против, – согласилась жена. – Лишь бы не пошлая. Ну и бюст у Машки! Везёт же дурочкам. Пока молодая красиво, конечно. А в старости как выглядеть будет?
  Комментировать вслух умственные способности соседки и размер её груди я не стал. Особенно умственные способности, которые меня никак не волновали. А по поводу размера не удержался и выдал всё-таки:

В голове у Маньки муть,
Тина, глина и песок,
Но зато такая грудь,
Что как блин один сосок.

  – Опять ты за своё! – недовольно воскликнула жена. – И собаку стричь надо, заросла совсем. Где нос, где хвост? И мыть надо, шерсть вся свалялась и грязная. 
  Я покумекал слегка, поэтически о прозаическом, и ещё через полчаса опять отчеканил:

Заявила вдруг блоха,
Что у Маньки шерсть плоха,
Я ж с ней не согласен,
Внешний вид прекрасен.

  – А это о чём! – пуще прежнего рассердилась жена. – Ты же обещал.
  – А зачем ты о шерсти заговорила, – упрекнул я её в оправдание. – И про то, что мыться надо. Вот мне и пришло на ум.
  – А ещё что на твой пошлый ум пришло? 
  – Извини, конечно, но ты снова сама напросилась:

Не растёт морошка
На полях Кубани,
Не домыл немножко
Ванька Маньку в бане.

  – Мужик называется, – ехидно заметила жена. – Зачем тогда жену в баню приглашать!
  – А у тебя приличный ум, да? – уличил я супругу.
  – С кем поведёшься, – обречённо вздохнула она и повернула обратно домой.
  На другой день, и тоже рано утром, жена заходит на кухню, видит меня с ручкой, с листочком бумаги и спрашивает:
  – Что пишешь?
  – Настоящее лирическое стихотворение, почти как у Пушкина, и даже созвучно с ним! – похвалил я себя. – Пришлось записать, потому что больше четырёх строчек не запоминается. Это не пошлая частушка, а поэзия высочайшего уровня. Будешь слушать?
  – Давай. 
  – Даю:

Дерутся лоси на опушке,
Рогами тычут прямо в лоб.
А я лежу на раскладушке,
Передохнуть немного чтоб.

Жена храпит на мятом ложе,
Соседка-дура в гости ждёт.
Зачем мне получать по роже,
Я ж не сохатый идиот!