(то ли сказка, то ли быль)
Вот все говорят, что ворона к несчастью каркает. Потому и не любят вороньего племени. Удачу, значит, отпугивает, беду накликает. А вот я утверждаю со всей ответственностью своей, что иногда и от вороньего карканья людям польза быват.
Вон, к примеру, мельник Иконников. Кто его до 15-го году знал? А как мельницей обзовелся, так не то что в селах окрестных, а и в самой Тюмени люди с ним за руку здоровались. А все ведь из-за того, что вороны ему накаркали.
Вот я и говорю, что где-то до 15-го году был этот Игнашка Иконников самый, что ни на есть лядащий мужичонко в Каменке, в селе, стало быть, нашем. И не то, чтобы руки у него не из того места росли (и в наше время такие есть, и в то время также рождалися), или ленив был. А вот просто не везет человеку – и все тут! К примеру, начнется в селе падеж, так у кого первого – у Иконникова. Другие под это дело еще и распихать свою скотину успеют по дальним ярмаркам, а Иконников – горемыка – на полном нуле. А если не дай Бог пожар, так у кого первым дом схватиться – к ворожее не ходи – у Иконникова. Волки зимой в чьей овин залезут? – точно в Игнатовский. Словом жил так он себе годов до тридцати. И хотя от отца с матерью ему и хозяйство неплохое досталось и земля, к годам тридцати ничего не осталось у него. Пришлось ему подрядиться лес валить. Там как раз мужик один из зажиточных участок себе под постройки готовил. Вот Иконников да еще пара мужичков и подрядился весь лес на том участке вырубить да пни выкорчевать.
Прибыли на место, по началу, как водиться, обошли весь участочек, обмерили, осмотрелися. Потом балаган себе соорудили, где, значит, ночевать чтобы было. А поутру – за работу. Спорно работа идет. Недели две три ли прошло – половину участка вырубили. Тута все и получилось. Среди деревьев, что для порубки предназначены были на самом берегу ручья лесного старая верба. А на ней гнездо воронье. Поначалу – то думал Игнаша, что заброшенное то гнездо. А так получилось, что надо ему эту вербу свалить. Глядь - а у гнезда ворона сидит; а в гнезде - воронятки малые. Жаль их Игнату, да работу-то надо справлять. Взмахнул топором. Тольку ту ворона из гнезда - порх ему под ноги. Каркает, за штанину хватает, в сторону тянет. Отпорхнет в сторону и опять под ноги бросится. Понял Игнат, что просит она его пощадить деток своих вороньих. Добрый он был. Не стал ту вербу рубить. Тут мужики его напарники подходят, ты, мол, что это?
- Да вот говорит, - воронят жалко. Вишь, как мамаша ихня убивается.
- Так что ж нам теперь работу бросить?!
- А вы погодите пока тута рубить – с другого конца участка зайдем, а там глядишь воронята и оперяться, улетят.
- Ну, коль ты чудак такой, так погодим пока. Только все равно не успеют оне опериться.
На том и порешили. А Игнашка теперь каждое утро к той вербе подходил, проверял, не выросли ли воронята – чудак, словом, полный. Да еще соберет остатки кой-какие после ужина что осталися, и под вербой той и положит, сам отойдет чуть в сторону. Ворона с гнезда слетит. Кусочек схватит – и дитят своих кормить. А потом подлетит к Игнату и каркнет:
- «Кра-кра», - спасибо, мол, за угощение.
Словом, подружилися.
День за днем идет. Выбрали лесорубы весь участок. Одна только та самая верба с вороньим гнездом и осталась.
Ну, Игнат, - мужики говорят, - ты, конечно, извини, но не можем мы больше в лесу сидеть. Пора заканчивать и расчет получать. Жаль нам твоих воронят. Да что поделаешь… Тут Игнат давай их просить:
- Вы за расчетом ступайте. Я тут и один управлюсь. День – на день оперятся воронята, улетят. Я тогда и подчищу все тут. А коль заказчик пенять будет, так пусть из моей доли удержки произведет, не против я.
- Вот чудак ты совсем, Игнашка, - дивятся мужики, - но коли ущербу нам не будет, - так Бог с тобой, - оставайся, пестуй воронят своих.
Остался Игнат в балагане один. День проходит, другой, неделя, а воронята все в гнезде сидят, никак не улетают. А ворона-то до того к Игнату привыкла, что кажное утро и вечер сама к балагану подлетит, усядется на землю, и давай перед Игнатом выхаживать.
- Кар – кар, Кар – кар, - мол, как поживаете?
Сколько уж там времени прошло, а только как-то по утру прилетает ворона к балагану и давай над ним кружить. Да каркает во всю. Игнату аж не по себе стало, вышел из балагана, а ворона над самой головой его круг сделала:
- Кар-кар, - кричит, подлетела почти к самому Игнатову лицу, а потом резко в сторону – по-орх. Игнат понял, что за собой она его зовет. Пошел. Привод ворона Иконникова к той самой вербе, где гнездо ее. Глянул Игнат – а воронята-то уж большие. А рядом с гнездом огромная ворона сидит. Седая вся. Тут Игнатова ворона-подружка и давай с той седой переговариваться. Качнет головой в сторону Игната:
- Кар-р—р? - просительно так.
Седая в ответ:
- Кар, кар – ворчливо так будто старуха.
Игнатова ворона головой из стороны в сторону покачала и давай свое просить:
- Кар-р-р, кар-р-р
Слушает их Иконников и диву дается, никогда не видел прежде он, чтоб вороны эдак между собой переговоры вели.
Долго вороны меж собой перекаркивались. Наконец седая вспорхнула с гнезда сделала круг над Игнатовой головой отпорхнула в сторону и кричит призывно:
- Ка-р-р.
Понял Игнат, что зовет она его куда-то. Пошел за ней. Седая отлетит маленько, сядет куда-нибудь, каркнет – подзовет Игната, подождет, когда он подойдет, и опять в сторону.
Вот приводит седая Игната на одну поляну. А там старая-старая осина, наклонилася к земле, половина корней наружу торчит, ствол трухлявый. Садится седая ворона на эту осину. И ну каркать. Игнат сперва понять ничего не может. Тогда седая подлетает к нему и ну за топор клевать (у него за поясом топор был заткнут). Тут уж Игнат смекнул, что она от него хочет. Взял топор да как по осине стукнет. Развалился трухлявый ствол, и посыпались на траву золотые червонцы. Седая ворона:
- Карр- карр. Забирай, мол.
Собрал Игнат деньги да и назад на участок отправился. Приходит к вороней вербе а на ней ни гнезда, ни вороны той, ни воронят.
Возвратился Игнат в деревню, мужики к нему с шуткою:
- Ну что, пастух вороний, всех воронят высидел?
- Высидел.
С той поры у Игната дела на поправку пошли. Со всеми долгами рассчитался, мельницу поставил. И хотя по-честному с людьми обходился, стали как-то люди его сторониться, уж больно замкнут он стал. Хотя с другой стороны, люди-то, на деньги его глядя перестали его по-простому Игнатом звать. Все больше Игнатом Егоровичем, а только самому ему это вовсе и не по вкусу пришлось. И хотя теперь многие богатеи за честь с Иконниковым породниться считали, так он и не женился.. Хотя мельницу его стороной и не обходили, наоборот, с дальних деревень приезжали, - цену-то за помол он не гнул, все ж шепталися про меж себя: «Ой, наверно, связался наш Игнаша с нечистой, покуда один в лесе-то сидел». А еще заприметили, что уж больно много ворон вокруг мельницы его летает. Да и сам Игнат видом изменился. Волосы, прежде того кучерявые были, а тут рапрямилися, нос удлинился - словом что-то воронье в его обличье появилось.
Торговлю собирался открыть. Так глядишь, может, и в купцы бы вышел, кабы революция не грянула. Не сразу конечно, но и до Иконникова у новой власти руки дошли. Кто-то из своих деревенских видать нашептал, куда надо, что не все деньги, что в лесу нашел Иконников в оборот пустил, что мол у него еще золотишко осталося и если потрясти… В то время к советской власти много всяких проходимцев прицепилося, были и те, кого хоть прямо в тюрьму самих сажай. Ан нет: понацепляли кожаных курток, наган на пояс – вот те и новый полномоченный! Вот к такому полномоченному и попала писулька на Иконникова.
А только напрасно все.
Ночью приезжают к Игнату. А того и след простыл. Весь дом перерыли, так ничего не нашли. Может, успел Иконников золото перепрятать. А может, у него и не было ничего более. Кого – кого и нашли товарищи, так это сидящую на плетне седую ворону. Посмотрела она на полномоченного да каркнет ехидно:
-Кар-р-р. Дурак ты, мол.
Полномоченный аж со злости в нее из нагана пульнул. Только не попал. Каркнула ворона еще раз, вспорхнула, сделала над головой полномоченного со товарищами круг и с глаз пропала.
Игната с той поры так больше никто и не видел.
А полномоченного этого вскоре большевики свои же и расстреляли – видать разобрались, что он за птица.
Возраженья ваши предвижу. Мол, како же это счастье, коли в конце-концов Игнат Колокольников сам сгинул куда-то. А ответьте мне тогда, что вороны революцию сотворили что ли, откуда ж птицы знать могут, что люди этакую глупость сотворят. А на мельницу, что когда-то Колокольникову Игнату принадлежала, говорят, до сих пор ворона прилетает. Большая такая и седая вся, как зола.
|