Лина Серебрякова
astralina@inbox.ru:
Сказка о Солдате, Страхе и Надежде,
и о красной девице Отраде Путятишне
Жил-был солдат. Вот победил он своих врагов и пошел домой. Идет-идет, песни поёт, вдруг видит, у бел-горюч камня старушка сидит - старенькая, едва кости вместе. Остановился солдат, поздоровался, развязал заплечный мешок и поделился со старушкой краюхой хлеба.
- Спасибо, служивый, - поклонилась старушка, - далёко ли путь держишь?
- Домой иду, к родимой матушке, - ответил солдат.
- Погоди немножко, - просит старушка, - отгадай мою загадку. Отгадаешь – пойдешь своей дорогой, не отгадаешь - сослужишь мне великую службу.
- Добро΄, - согласился солдат, - уважу твою старость. Загадывай свою загадку.
- Скажи мне, добрый молодец, кто на белом свете самому себе хозяин?
Думал солдат, думал, не может придумать. Куда не кинь, у каждого начальство есть, даже у ветра в поле, а уж над солдатом и вообще не счесть.
- Твоя взяла, - вздохнул он. – Приказывай свою службу.
- Принеси мне, - говорит старушка, - два кольца, что Страх и Надежда на руке носят.
- Вот на! - удивился солдат. – Сроду такого не слыхивал. Да где ж я их сыщу?
А старушка смеется.
- В своей душе, касатик, в своей душе, там всех найдешь.
Махнула рукавом, и очутился солдат в своей душе, в самой ее серединочке. Огляделся вокруг: солнышко светит, луга цветут, а под ногами стежка вьется, в путь-дорогу зовёт.
- Служить, так служить, - решил солдат и пошел по дорожке.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Шел-шел и пришел в темный лес, к большой пещере. Видит, внутри огонь горит, гром гремит, а посередине великан стоит, каленые стрелы кует.
- Бог помощь! – прокричал солдат. – Разрешите войти?
- Входи, коль сможешь, - усмехнулся великан.
И не успел солдат ногу занести, как все стрелы понеслись В него. Вёрток был солдат, увернулся от них, а великан-то над ним потешается.
- Эх ты, невежа-деревенщина! Да я тебя на ладонь положу, другой сверху прижму, в овсяный блин сомну! Ведь я Страх твой, хозяин полный, видишь, кольцо на руке, - и показывает чугунный обруч на пальце.
Не привык отступать солдат, где оружием, где смекалкой, где храбростью молодецкой всегда побеждал. А тут видит, сила перед ним великая-неслыханная, тут крепко думать надо. Сел на полянке, стал думу думать. Думал-думал, ничего не придумал, еще думал-думал, опять ничего не придумал, еще думал-думал… Вдруг слышит, звенит что-то, тихо-тихо, тише комарика. Смотрит, колокольчик лесной в траве. Наклонился к нему солдат, а колокольчик ему и говорит.
- Ты่ здесь хозяин, солдат, помни об этом.
- Верно! – обрадовался солдат, - спасибо тебе, голубой звоночек.
Вскочил на ноги и кинулся в пещеру. Десять тысяч стрел метнулись в него, и все упали сломанные, потому что обернулся солдат железным щитом. Ведь óн был здесь хозяином и мог становиться, кем только пожелает. Разозлился Страх и обернулся черным пламенем. Взревело пламя, бьется о щит, вот-вот расплавит его. Да ведь и солдат не прост, обернулся светлым пламенем, в сто раз горячее. Схватились в охапочку, бьются три дня-три ночи. Видит Страх, плохи его дела, неоткуда ему подмоги ждать, собрал силенки и превратился в свирепый ураган. Завыл, заревел ураган, грозится огонь по ветру развеять. А солдат взял да и обернулся ясным соколом. Взмыл сокол под небеса, выше леса стоячего, выше облака ходячего, к самому красному солнышку. Ураган повыл-поревел, да и стих, потерял мощь, а сокол грянулся о землю и стал молодец-молодцом лучше прежнего.
- Отдавай, Страх, кольцо с руки.
Да не тут-то было. Позвал Страх сестру свою Надежду.
Смотрит солдат, и глазам своим зорким не верит. Лежат повсюду па́волоки разные, о семи шелках тканые, одежды шитые, самоцветными каменьями изукрашенные, а вдоль рядов купчиха похаживает, сладкой речью солдата заманивает.
- Подходи, любезный друг, тут все твое.
Не устоял солдат, выбрал себе шапку соболиную, шубу на куньем меху да сапоги строченые красные, а купчиха и зеркальце подносит: полюбуйся, сердечный друг, каким царевичем стал. Глянул солдат, загордился, заломил шапку и пошел с купчихой за столы дубовые, за скатерти камчатные.
Гуляет солдат, ест-пьет с утра до вечера, а не может ни голод унять, ни жажду утолить, а уж одежа-то его заморская то велúка, то малá ему делается.
- Что за чудеса! – смеется солдат, и вдруг слышит, звенит что-то, тихо-тихо, тише комарика.
Спохватился солдат, опомнился, грохнул кулаком по столу.
- Сгинь-пропади, вражья обманка! Понял я ваши козни, между страхом и надеждой людей ломаете, силу человеческую изводите. А ну, подавайте кольца да ступайте отсюда подобру-поздорову! Я здесь хозяин!
Испугались брат и сестра, стали прощенья просить да каяться, да к нему же, к солдату, в работники наниматься.
- Не гони нас, солдат, мы тебе пригодимся.
- Да чего от вас доброго ждать-то можно?
- А того, - говорит Страх, - что я в сторожах хорош, охранять тебя, в колотушку стучать в случáе чего.
- А я советом помогу, развеселю когда-никогда, - обещает его сестра.
Улыбнулся солдат, смешно ему стало. Тряхнул головой.
- Давно бы так. Оставайтесь, будь по-вашему.
Забрал у них кольца, забросил в мешок и пустился в обратный путь. Идет солдат, идет, и сам на себя дивуется. И всегда-то он удальцом был, не робкого десятка, а тут силы и смелости втрое прибавило, хоть горы ворочай! Идет-идет, песни поет, так и пришел к бел-горюч камню. А там старушка сидит, дожидается.
- Здравствуй, служивый! Исполнил службу?
- Так точно, бабушка! Получай свой заказ.
Взяла старушка два кольца и бросила через себя за спину. И стала дéвицей, да такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Поклонилась девица солдату и говорит.
- Гой еси ты, храбрый солдат, мой освободитель! Заколдовал меня Змей Горыныч на годы долгие, на веки вечные, пока не найдется на Руси такой богатырь, что не убоится страха лютого, не обольстится сладкой надеждою. А теперь я опять на воле.
Поклонился и солдат девице.
- Гой еси ты, красная девица! Как же тебя звать-величать?
- А зовут меня Отрадой Путятишной.
Взял солдат Отраду Путятишну за руки белые, поцеловал в уста сахарные и повел домой, к родимой матушке.
Вот и сказка вся.
Синему морю на тúшинье,
Добрым людям на послýшанье.
