Если святая заповедь мужчины - посадить дерево, построить дом и вырастить сына, то, исходя из этого, женщина должна дерево спилить, дом разрушить, а дочь удавить?..
Играем, играем в слова. Говорим что-то там такое, пишем. И уже начинает казаться, что слова – это и есть жизнь, жизнь настоящая. Но иногда, всё же, наступает отрезвление, и начинаешь понимать, что настоящая много сложнее, и в красивые или забавные сентенции не укладывается, а течёт широким потоком, превращая в прах все словесные фиоритуры и логические композиции.
… Жила-была Зина. Просто Зина. Долго довольно жила. Одна жила. А когда вдруг обернулась назад, то увидела 35 одиноко прожитых лет. А впереди – пусто, зябко и туманно. Вот и поняла библейски простую истину, что наполнить собственную жизнь можно лишь кем-то.
Наполнила.
Детьми.
Просто однажды, после посиделок в её крошечной, но отдельной квартире муж подруги Татьяны Вася перебрал через край, и Зина постелила им с Танькой на своём диване, а сама легла на кухне, прямо на полу, собрав всё, что было мягкого и похожего на постель.
Уже под утро Вася зашёл, впотьмах начал искать кружку, чтобы напиться… Ну, вот, стало быть, и нашёл…
Что беременна, Зинка поняла почти сразу же. Но претензий ни к кому не имела. А уж ссориться с Татьяной из-за такой ерунды, как измена мужа, она тем более не собиралась. Даже благодарна Васе была за то, что - вот, помог воплотить мечту.
А когда родила двойню, то и вовсе успокоилась от тихого своего счастья. Никитка и Ниночка детьми были жданными. Долгожданными.
И для того, чтобы не чувствовали они себя нищими сиротами, Зина всё сделала. Пошла с ними в ясли, а потом и детский сад, где работала нянечкой на две ставки. А когда пришло детям время идти в первый класс, то все втроём они перешли в школу, чтобы была совсем недалеко от дома.
Зинаида была человеком покладисты, начальству никогда не дерзила, помнила заповедь покойной матери: «Ласковый телёнок двух маток сосёт». А потому в школе директриса тоже не скупясь давал ей две и даже две с половиной ставки. Жалко ведь одинокую женщину с двумя детьми. Трудно ей было? Про то Зина не ведала, потому что привыкла к тому, что жизнь всегда давит её. Но, если на одну чашу весов положить все тяготы материальные, а на другую - счастье, что у неё есть два чуда сероглазых, то и нужда не казалась такой уж нуждой.
Надо правду сказать, что дети её радовали: оба были смышлёными, послушными, матери во всём, как могли, помогали. Никитка в семье за мужичка был. Рано стал брать на себя заботы по дому. Поначалу Зина ему помогала, а потом он и сам освоился и с молотком, и с отвёрткой, и со стамеской. И Ниночку берёг, как главное сокровище в доме. В школу вместе ходили. Там сидели за одной партой. И домой – тоже вместе. Когда уроки делали, Зина украдкой поглядывала на них через двери в кухне. Ниночке часто трудно что-то давалось. Так Никита, как настоящий учитель, прям по десять раз ей одно и то же талдычил, пока не поймёт, пока правильно, высунув язык, не запишет в тетрадку.
Надо сказать, что и Нинка брату платила тою же монетой. Слушалась его во всём беспрекословно. Даже больше, чем мать. Если вдруг хныкать начинала, то Никита быстро её вразумлял: не буду тебе на ночь рассказывать. Сестра тут же успокаивалась.
А рассказывал ей всегда Никита что-то удивительное. Это были сказки. Но какие-то свои. Про Лес и Чудище. Про Пустыню и её мужа Песок. Про Море и его мечту Розовую Рыбу…
Зина и сама часто заслушивалась.
А назавтра Никита всё это рисовал. И не было леса, моря или песка на его картинках: всё пятна какие-то и линии. Но было понятно: это вот приплыла, наконец, розовая Рыба к Морю, и Море ликует и смеётся. Картинки эти становились словно бы продолжением того, что он рассказывал сестре накануне. И, разглядывая их, уже сестра брату историю дорассказывала.
И таким миром и счастьем наполнялся их дом, так безмятежно спокойно было на душе у Зинаиды, что казалось, будто никогда это не кончится, что детки её так всегда и будут вместе сочинять жизнь красивую и очень похожую на сказку.
А однажды Никита домой один пришёл после школы. Глаза словно бы превратились в осколки бутылочные – блёклые, пустые…
Потом уже мать от него узнала, что Нина на большой перемене выскочила из школы, чтобы сбегать в универмаг через дорогу. Хотела булавку купить и заколоть разошедшееся по шву на подоле платье. Торопилась. И машина куда-то торопилась…
Всё. Сразу насмерть.
Что было потом, Зина плохо помнила: похороны… суд… приговор какой-то…
А Никита всё сидел и сидел у окна. Всё на улицу смотрел. А потом шептать начал. И на стекле, запотевшем от его дыхания, не то писал, не то рисовал что-то пальцем…
Через год Зина похоронила и сына.
Что… почему… Так никто ответить и не смог. Неужели и вправду тоска человека в гроб загнать может?..
