Рассказ. "Верной дорогой"

Рассказ.

        «Верной дорогой».

        В октябре 1989-ого были мы в Дании в достаточно крупном компактном морском порту, находящемся и по ныне в уютном городишке с высокопарным названием Фредериксхавн (названным так в честь Фредерика VI короля Дании и Норвегии) с тогдашним населением тысяч в пятнадцать или же чуть поболе, который, ещё за полтора с небольшим века до нашего прибытия, удовлетворялся незатейливым именем Фладстранд, что в переводе на русский язык буквально означает «плоский пляж». Такой вот тихий, благоразумный, благонравный, благоразмеренный семейный городок, соединённый проливным переходом с трезвым по закону шведским Гётеборгом. Круглогодично по выходным этот тихий отчасти превращался прямо-таки в «Город грехов» Фрэнка Миллера, заполняясь неуёмными, бестормозными, радостными без краёв и нормы шведскими соседями, валявшимися свежевыловленными трепещущими, скользкими, пахучими селёдками ВЕЗДЕ уже через пару часов после своего паромного прибытия, и при этом без перерыва орущими, поющими в одиночестве, парами, квартетами, квинтетами и целыми сводными оркестрами, и одновременно пьющими, пьющими, пьющими…
        Цель их «туристического» путешествия из Швеции в Данию была отнюдь не экскурсионная: они приезжали, чтобы за свой счёт расслабиться, то есть бесшабашно напиться, так как в их краях свирепствовал «сухой закон», тогда как у соседей подобных нормативов не существовало. Казалось, что их можно было встретить везде: в общественных питейных заведениях, в городском парке-кладбище, в муниципальных скверах на скамейках и под ними, сидящими в немыслимых позах на полу в уличных телефонных будках и на тротуарных бордюрах. Создавалось впечатление, что если по выходным дням работал бы местный магистрат, то тогда и в приёмной бургомистра была бы возможности встретить этих «соседей». Однако, возмущённые такими картинами фредериксхавнцы (которые тоже не были святыми угодниками), благодарными улыбками венчали приезжих, где бы те им не попадались, при этом шарахаясь от них и молча и галантно слаломируя между дорогими невыносимыми пришельцами, так как эти пришельцы – гости, которые своими перманентными по году отдохнушками с лихвой пополняли местную казну, и потому были милы сердцам горожан и неприкасаемыми для полиции. И вот что ещё интересно и поразительно: дед Фредерика VI – Фредерик V – был жутчайшим балагуром и пьяницей. Трям-таки исторические параллели, ни дать ни взять.
        Мы же пришли в Фредериксхавн, для установки в рыбцеху нашего парохода (хотя, конечно, это морской сленг, жаргонизм, и правильнее называть судно не «пароход», а «теплоход», то есть по типу главной судовой силовой установки – дизельный двигатель, а не котёл с водой и горелками – на подобии железнодорожного паровоза; но моряки, чаще всего, говорят всё же «пароход», так уж принялось когда-то и укоренилось) – СРТМК (Средний Рыболовный Траулер Морозильный Кормовой) «Возничий» – уникального по тем временам оборудования для очистки и поштучной заморозки креветки, вылавливаемой нами на промысле под Шпицбергеном. Такая креветка в пакетах по два с половиной кэгэ теперь продается практически в любом российском супермаркете. Тогда же это было экзотикой и виделось либо происками нечистой силы, либо непревзойдённым мастерством иллюзиониста: с одной стороны волшебного ящика закладывался свежий вылов, а с другой выходили голенькие «червячки», такие куколки-тушечки, которые, показавшись на подиуме на несколько секунд, прятались в морозильном шкафу, но через несколько минут, уже одетые в матовую глазурь, были готовы паковаться. Ещё в БТО (база технического обслуживания) в своём родном порту в Клайпеде всё штатное рыбоперерабатывающее оборудование в цеху нашего «Возничего» было вырезано, все трубопроводы, электропроводка, рыбинсы, всевозможные кронштейны и выступы выскоблены, как отжившие рудименты, непригодные для новой жизни, вплоть до внутренних переборок. И вот с таким пустым брюхом мы привели наш СРТМК в датский порт, чтобы там – в очищенной пустоте нам смонтировали это чудо-устройство местные умельцы.
        Береговой вариант такого оборудования был придуман достаточно давно и успешно функционировал на рыбоперерабатывающих фабриках в европейских странах – рыбодобывающие суда вылавливали креветку в северных морях, побрикетно замораживали её там же на промысле и доставляли на берег; а уже на береговых мощностях эту замороженную креветку дефростировали, ну и дальше всё по техпроцессу. А вот его морская, то бишь судовая, трансформация была придумана только-только: ни на одном российском, то есть советском судне, подобных технологических линий не имелось; да и на западных промысловых тральщиках аналогичных устройств также не существовало. Так что мы оказались впереди планеты всей, впрочем, как зачастую и бывало и есть теперь во многих разных делах и начинаниях, которые потом либо подхватывают все и начинают тиражировать, либо, при худшем исходе, демонстрируют другим неискушённым, как пример: «глядите, что эти революционеры натворили – так делать нельзя».
        Мало того: наличествовала высокая конкуренция за то, кто станет пионером в этом безумном начинании, так сказать, кто рискнёт, кто пожертвует вполне успешно работающим предприятием (а добывающий рыбу и морепродукты корабль и есть ни что иное, как предприятие), для проведения такой авантюры (именно авантюры, ведь специфические условия – ограниченность пространства и непредсказуемость качественного обслуживания новоявленного оборудования, а главное, штормовая болтанка – могли повлиять на положительный исход столь дерзкой затеи). Однако желающих пуститься на авось набралось предостаточно: конкурентами оказались наша база БОРФ (База океанского рыболовного флота), БТФ (База тралового флота) из Мурманска, КБТФ из Калининграда и ещё несколько частных судовладельческих компаний из Норвегии.
        В те годы вовсю семимильными шагами раскрывалось, распускалось, а порою и процветало кооперативное движение: «с нуля» открывались строительные, торговые и бытообслуживающие фирмы и фирмочки, на неизвестно откуда взявшиеся капиталы. Даже ходил такой анекдот: «Встречаются два приятеля-предпринимателя. Один говорит, мол, что прόдал бы вагон повидла. А другой в ответ, что, мол, если товар качественный, импортный, то он готов был бы и закупиться. На том и сговорились: хлопнули по рукам да по сто граммов – заключили, то бишь, договор. Один пошёл искать вагон с повидлом для продажи, а другой – деньги на его покупку». А ещё, тогда никого не удивило бы, что какая-либо цирюльня параллельно с услугами по стрижке «под полубокс» торгует самолётными запчастями или же новоявленными импортными персональными компьютерами.
        Поэтому для увеличения шансов нашей базы на безоговорочную победу наш пароход был передан в аренду некому кооперативу под названием «Время покажет» (или «Вам ещё дадут», точно не помню), который и выиграл, как теперь говорят, тендер на установку этого производственного оборудования. А все мы – весь экипаж – были направлены в командировку из БОРФа в этот кооператив, с коим и подписали трудовые соглашения на один год, то есть на период установки оборудования и первый экспериментальный рейс.
        Чтό в том конкурентном состязании было первостепенным политика или экономика, не знаю. Но то, что без переговорного слалома, подстилок и тайных подносов не обошлось, знаю наверняка, так как невольно я сам оказался и свидетелем, и непосредственным участником всего этого действа. Ещё на выходе из нашего родного порта, когда наш «Возничий» с выпотрошенным пузом, снаряжённый в дорогу во фредериксхавнскую клинику для вживления чужеродного тела – адаптированного под наши габариты этого иностранного чуда техники, проходил таможенный и пограничный контроль, произошёл казус, который в тот момент показался житейским делом, а мог бы привести к кандалам и каторге.
        На отходе судна за полчаса или час до прибытия государственной комиссии в составе представителей таможенной и пограничной службы, которые непосредственно оформляли документы и разрешение на выход любого плавсредства из порта, для дальнейшего его следования за границу СССР, по внутренней трансляции объявляли, что все члены экипажа, кроме вахтенных, должны находится в своих каютах, что любые перемещения по судну запрещаются до отдельного распоряжения. По штатному расписанию я, третий помощник капитана, проживал в двухместной каюте вместе со вторым помощником.
        Было около пяти часов пополудни – значит на вахте старший помощник. Мы же со вторым сидели в нашей каюте, пили чай и ожидали обязательный личный таможенный и пограничный досмотр. По трансляции играла какая-то мýзычка. У нас всё в порядке. Мы спокойны. Но всё же, даже если вы чистый ангел воплоти, подобные ожидательные минуты всегда волнительны – ладошки потеют, зрачки расширяются, пульс – вырастает до выше среднего. Открылась каютная дверь и к нам зашли непременные таможенный и пограничный офицеры, а в коридоре в дверном проёме зáмер пограничный сержант с «калашниковым» за спиной и штык-ножом впереди на ремне поверх шинели. Молодой тёмно-серенький подошёл вплотную к нашему каютному столику, за которым мы чаёвничали. Взял в руки и просмотрел наши паспорта и заполненные таможенные декларации с прочерками по всем пунктам кроме «ФИО».
        Дежурные, монотонные многократно нами слышанные и ранее реплики пошлинника, в холодящем всё и всех вокруг сером мундире, имеются ли, мол, у нас запрещённые к вывозу предметы и тому подобное, вызвали молниеносный, не раз говоренный в прошлых отходах, естественный, столь же дежурный ответ, что, мол, нет ни в наличии, ни дома, ни на уме (ну, я так всегда отвечал для разбавления картинного официоза, тем более, что времена уже не ТЕ – «перестройка» ж, так сказать, прёт полным ходом и хрен с тыном её остановишь). Мытника моя нервозная весёлость не впечатлила и не изменила ни каменность лицевого выражения, ни необходимость строго выполнения им его должностных обязанностей. «Имеются ли предметы вам не принадлежащие, но находящиеся в вашей каюте?» – продолжил тот свою работу.
        И тут неожиданно для меня и второго помощника Вовки с ответом на этот простецкий вопрос у нас внутри что-то заартачилось – повисла невесть сколько продлившаяся запирательная пауза. Как мы потом выяснили между собой, это состояние близкое к ступору, словно нас застукали с поличным, возникло у нас обоих спонтанно и одновременно. Всё дело было в том, что за пару дней до этого к нам в каюту заходил представитель того самого кооператива, в который мы были откомандированы, и принёс с собой стандартную фабричную коробку с набором различных рыбных консервов, которые выпускал местный рыбзавод: «Килька в масле», «Килька в томатном соусе», «Печень трески в масле» и подобное прочее – всего около 50 гостовских банок граммов по 180 каждая; итого порядка 9 кэгэ свежеизготовленной пищевой морепродукции. Он попросил нас передать эту коробку в Фредериксхавне тому, кто за ней придёт. Ещё он