ПОСЛЕ СВАДЬБЫ

ПОСЛЕ  СВАДЬБЫ
Спустя  несколько месяцев  после  свадьбы,  стараниями  анонимных  благожелателей,  банкир  Колтунов  был  извещён  об  измене  жены. Можно  только догадываться   об  истинном  его  отношении  к  неприятной  новости. Подобно  «вещи  в  себе»,  банкиры не  склонны  к  показным  жестам  и  душевному  стриптизу,  предпочитая  распространять тайну  вклада  на  мысли  и чувства.
Мыслей  у   Колтунова  было  не  много,  но  все  насущные.  Главным  образом,  те,  что  одолевают  денежный  мешок  в  дни  сомнений  и  тягостных  раздумий  о судьбах  капитала:  как сохранить  имеющееся,  одновременно  его  приумножая.
С  чувствами  сложнее.  В них  мы  не  властны,  и  банкиры,  в  этом смысле, не исключение. Материалисты,  вовлеченные  в  пределы  нематериальной  субстанции,  они  теряются,  как  дети  в  толпе,  щедро  тратясь  на  ненужные  покупки, вроде  той,  что  совершил  Колтунов,  женившись на  юной  безделушке,  показавшейся  опьянённому  стариковскому  воображению  драгоценностью.
Уяснив,  пусть и  с  некоторым  опозданием, возможные  последствия  неожиданно  постигшего  супружества,  Колтунов  предпочёл  действовать  осмотрительно, не  устраивая  жене  бурных  сцен  и  не  уподобляясь  каннибалу,  сладострастно  нанизывающего  любовника  на  шумпур  мести,  дабы,  превратив  в шашлык,  прилюдно  сожрать,  запивая  слезами  неверной. Позволив  однажды  романтическим  завихрениям  возобладать над  здравым  смыслом,  Колтунов  был  с  тех  пор  начеку  и  в  составленном  им  плане  неотложных  действий  по  спасению  недешево  давшегося  брака, первым  пунктом  значился  СПОКОЙНЫЙ РАЗГОВОР  с  изменницей.
Но откуда  взяться  спокойствию  в  сердце, доверяющим  исключительно  сейфам за  их  практичность, надёжность  и  молчаливость.  Могло  ли  оно противостоять  взбалмошенной  молодости,  уверенной, что всё  лучшее принадлежит  ей  по  праву  победительницы, а  если  этого не  происходит,  значит  мир устроен  неправильно  и  его следует изменить. Как  никогда чётко  осознавая  трагическую  предопределенность  предстоящей  дуэли, Колтунов, тем  не  менее, решил, а сказать  точнее,  решился  вступить в  единоборство  с  судьбой.  
–  Натали, – объявил он  ближайшим  вечером, наблюдая из-под  одеяла, как юная  красавица,  перед  тем,  как облечься  в пеньюар  от  Кардена, любуется,  глядя  в зеркало,  своим  телом, – нам предстоит  серьёзный  разговор.
–  Я  вся  внимание, папочка.
–  Я,  кажется,  просил тебя,  Натали,  не  называть  меня  папочкой.
–  Как  скажешь,  папочка.
–  До  меня  дошли  слухи…
– Только  честно-откровенно,  папочка,  как  я  смотрюсь?
– Хм…  Отлично смотришься. Но  почему  вдруг  тебя  это  заинтересовало?
–  Собой  я  интересуюсь  всегда.  А  тут подумалось,  не  слишком  ли  у  меня  увядшая  грудь?
–  Похоже,  ты  намерена  использовать  меня  в  качестве  эксперта?
–  Ни  в  каком  качестве, папочка,  я  тебя  не  использую,  а  стану,  всё  равно  не  заметишь.  Что  же  касается  женского  тела,  у  стариков  глаз-алмаз.
Колтунов проглотил,  будто  не заметил,  то  ли  оговорку, то  ли  намеренную  дерзость,  то  ли тонко  рассчитанный  выпад.
–  Не  нахожу  никаких   изъянов.
–  Ах  ты, мой  поросёночек!  Он,  видите  ли,  не  находит.  Ты  слеп, как Гомер,  и  без  очков  не  отличишь  доллара  от  евро.  
–  Но  тебя  разглядел.
–  Согласна,  со мной  не  промахнулся. Зато  в других  случаях  совершаешь  ляпы,  возможно  неразлучные  с  банкирским  званием,  что, однако,  не  может  быть  принято  в качестве  оправдания.
–  О  чём  ты, позволь  спросить?
–  Не  о чём,  а  о  ком.  Я  имею в виду  Федосеева.
–  Какого  ещё  Федосеева?  Среди  членов  правления  банка  такой  не  значится.
–   Об  этом  и  речь,  папочка. Использовать  талантливого  служащего в  качестве  обыкновенного  клерка, это,  папочка, непозволительная  расточительность,  происходящая  от  непроходимой  должностной  глупости.  Диву  даюсь,  как  при  таком  бездарном  подборе  кадров,  ты  ещё  умудряешься  получать  дивиденды?
–  С дивидендами разберусь  и  без  твоей  помощи.  Меня  интересует  другое.  Откуда  у тебя столь  исчерпывающие  сведения о  талантах  этого…типа?
–  Федосеева?  Но,  папочка,  этот  человек, как на  ладони.  Достаточно  беглого  взгляда…
–  Стало  быть, пускай  и  бегло,  но  вы знакомы?
–  Похоже  на допрос.  Хотя,  в сущности, папочка,  ты  прав, желая  знать  о  своей  девочке подробности, входящие  в  сферу  твоей  компетенции. Объясняю,  мы  познакомились  случайно.
Средь  шумного  бала.  Задолго  до  нашего  с  тобой  сговора.
–  И  его  мечты  о  банковской  карьере нашли  в тебе пылкого  союзника?
–  Папочка,  ты  несправедлив. Из  скромности  он  не  решился  обратиться  к тебе напрямую,  не  будучи  уверен, что  ты  поддержишь  его  намерение сделаться  начальником  валютного  отдела. К  тому  же намечается вакансия.
–  Как  для  клерка  он прекрасно  осведомлён.  Завтра  же выгоню  прощелыгу.
–  Фи, папочка, фи!
–  Хорошо,  послезавтра.
–  Давай условимся,  папочка,  никогда и никого  не  выгонять из твоего…нашего  банка  без  моего  согласия. А  теперь, мой  гусёночек, подползи  на  колешках  и  поцелуй… Браво, мой  шустренький  ползунок!  Кое  на  что  ты сгодишься.  А сумеешь  ли  ты,  не сходя  с  колешек, подмахнуть  вот эту бумаженцию?  Сделай  одолжение, не задавай  глупых  вопросов. Моя  торопливость  вовсе  не означает, что  завтра  ты  непременно  умрешь,  но  умри ты  завтра,  и  каждое  просроченное мгновение — на  вес  привилегированной  акции. Пока  ты жив,  она  в цене. Представился — и цена  её такая  же,  как  у ненаписанного  завещания. Для  меня, по  крайней  мере. И не  ищи  очки. Разве  ты  не  обещал  перед  женитьбой  глядеть  на  мир  моими  глазами? А  раз так, сделай  ручкой  здесь. Отлично, Константин Михайлович!  Твоё  благоразумие  избавило  меня  от  необходимости  искать  другой  банк и  другого  папулю.  А сейчас,  мой  очарованный  странник, 
будем  вместе  добираться  до  постельки  и  устраиваться  на  правый  бочок,  согласно  рекомендации  врачей.  И пусть  тебе  приснится самый  развратный  сон, на какой  только  ты  способен.  Успокойся,  никуда  я не  денусь.  Тем  более,  на  ночь глядя.  Мне,  что ли, дня  не хватает…
Борис  Иоселевич