Летнее Сварожье

  Лянка бежала не разбирая дороги, бежала долго. Осталось позади и злосчастное игрище, и огромное пшеничное поле за частоколом. Стелющийся по земле кустарник острыми шипами застревал между ремнями туфель из недублёной сыромятины. Иглы его нещадно вонзались в белую кожу ног, оставляя кровавые порезы и доставая почти до середины голени. Сползшее на шею очелье натёрло высоко выпирающую ключицу: когда-то кость неправильно срослась, и заметный бугорок проступал даже сквозь льняную рубаху. Одетый в детстве матушкин молвинец отстукивал на груди чёткий ритм, заглушая биение сердца девушки. Она не чувствовала усталости, не чувствовала физической боли, не заметила, как отступил коварный кустарник и лес сделался совсем густым. Неведомая сила гнала всё дальше от родного селения. «Как же мог он? Как мог?!»

                                                                                                ***

           Летние праздники беззаботны, горячая пора закончилась, а урожай собирать ещё рано. В разгаре Летнее Сварожье – последняя возможность молодым девушкам найти себе жениха в это лето. Но для Лянки такой вопрос не стоял. Ей не было и двенадцати, когда она уже знала: «Вот он мой любый, один такой, никому не отдам». Девушка мало времени проводила с подругами: не ложились ей на душу их протяжные песни, долгие хороводы, венки из васильков и маков. Любила она наблюдать состязания в силе, вёртко пробежать по горячим искромётным углям, не задев пылающего костра, любила прыгать с подругами через узкий ров. Парни во рву изо всех сил пытаются дотянуться до платья, поймать маленькую девичью щиколотку. Кто не поймал, выбывает из игры, а той, до которой всё же дотянулся удалой молодец, место в наблюдателях. В той игре победителями оставались всегда только двое – они с Данко. И девушка его тогда уже не томила, как бы невзначай разматывала она на два оборота свой узорчатый пояс и отпускала его конец до самой земли, чтобы парень мог дотянуться. Изображая побеждённую, Лянка доверчиво протягивала Данко  руку, и тот, ухватившись, тут же оказывался рядом. Они кружились, взявшись за руки – так было принято, – и девушка смущённо отворачивалась, боясь, что он вдруг услышит, как бьётся её сердце. А бывало, что Данко просил её подержать на наковальне зажатый клещами нож. И она радовалась, что выдался случай побыть с любимым наедине. Лянка незаметно разглядывала его лицо, отливающее медью в свете пылающего горнила, хотела запомнить каждую ямочку. Данко благодарил за помощь, угощая сдобным яблочным пирогом, который испекла его мать. Они усаживались на большую деревянную лавку возле кузницы, ели пирог, и юноша рассказывал, как поедет с отцом осенью на ярмарку. «Что тебе привезти?» – спрашивал Данко, а она задумчиво смотрела вверх, будто наблюдая за полётом птицы, и хитро молчала.
К этому дню девушка готовилась заранее. Она придирчиво и долго составляла венок из живых цветов. Нижний ярус Лянка соорудила из крупных белых ромашек с редкими вплетениями цветков вишни и яблони. Во втором ярусе над ромашками вперемежку расположились соцветия голубой и розовой фиалки, а в центре, над челом, красовалась красная гроздь оставленной загодя калины и покрашенной в пурпурно-алый цвет для большей яркости. Чтобы подчеркнуть не только свою красоту, но и ум, молодая славянка вплела в это творение любви тоненькие усики хмеля. Венок девушка никому не показывала – она спрятала его в холодном подполе, обмотав стебли мокрой тряпицей, пропитанной специально приготовленным настоем. Было готово и платье к этому дню: на полатях аккуратно лежали белоснежная льняная, вышитая узорами рубаха и новенькая понёва, сшитая из нескольких полотнищ. Полотно для понёвы они с матушкой ткали из крапивы. Эту жгучую траву Лянка собирала голыми руками, не обращая внимания на ожоги. Одежду из крапивы славяне ценили особенно, как защиту от зла. Тут же рядом висел пояс с узорами-оберегами, расшитый передник и навершник - безрукавка до колена длиной. Этой ночью Лянке не спалось. Закрыв глаза, представляла девушка, как подойдёт к ней Данко и подарит птицу, выбрав суженой, а она гордо снимет с головы венок и отдаст парню, выражая своё согласие. Вот только ничего такого не случилось.
Почему же так ждали молодые девушки этот двадцать девятый день кресеня, этот Святодень, который приходился на самый разгар летней жары, когда чествовали славяне небесный огонь и Отца - Сварога? В этот день на игрищах молодые прилюдно оглашали свой выбор. Той девушке, которую выбрал в жёны, парень отдавал птицу. Птицу нужно было изловить самому и непременно руками. Разные хитрости придумывали молодцы, чтобы её приманить: кто манком птаху зазывал, а кто и голосом. Если выбор двоих совпадал, то девушка принимала подарок из рук дающего, подбрасывала птичку вверх, отпуская на волю, и надевала своему избраннику на голову венок, который готовила специально для такого случая. А через полгода его родители засылали к избраннице сватов. Потому и рождались в славянских семьях красивые и крепкие дети – дети от любви.
Лянка словно летела, ступая по мягкой шелковистой траве. Кисть калины алым пламенем подсвечивала мраморно-белую кожу её лба. «Интересно, какую птичку изловил для меня Данко: сойку или ласточку?» Девушка заметила, что в кругу уже образовалось несколько пар, глаза влюблённых светились радостью. А иные девушки, так и не дождавшись своего подарка, разочарованно теребили передники, украдкой поглядывая в сторону, откуда появлялись будущие женихи. Но что это? У ракиты, что так щедро раскинула свой шатёр возле ручья, стоит её Данко, а на голове у него… венок. Лянка застыла в немом оцепенении, тысячи игл безжалостно пронзили девичью грудь. Земля завертелась под ногами, словно раскалённый шар, и огромное множество звуков: леса, реки, ветра, людских и птичьих голосов – вдруг слились в один протяжный, нестерпимый вой. Перед глазами один только Данко. Он нежно обнимает Любаву, которая щурится от яркого полуденного солнца и стыдливо закрывается от парня рукой. Пространство лениво плывёт перед глазами, изгибаясь и дразня причудливыми узорами, жаркий воздух струйками колеблется возле лица Данко. Лянка не чувствует ног, они стали словно ватные. Девушка опускается на одно колено, пытаясь ухватиться рукой за подвернувшийся пенёк, и в это мгновение чьи-то сильные руки поднимают её от земли. Это Пересвет из соседнего селения. Он бережно вынимает из-за пазухи белую горлицу и протягивает птицу своей избраннице. Лицо парня светится от счастья, Пересвет вопросительно заглядывает Лянке в глаза. «Не бывать этому! Не бывать тебе суженой, Любава-разлучница, ни за что не бывать!» Лянка что есть сил подкидывает вверх испуганную птицу. Вслед за горлицей взлетает в поднебесье и злосчастный венок. «Поймай, попробуй!» Она молнией устремляется от злополучного игрища, бежит по полю, хлёстко ударяя обеими ладонями по полевым цветам, бежит наугад не разбирая дороги. И только лес, как спасение от лишних взглядов, насмешливых глаз, – прибежище, для того чтобы остудить пронзительную обиду, остановить уханье сердца. Вот тебе и Летнее Сварожье – ненавистный праздник.

                Весь оставшийся день пробродила девушка по лесу, прислушиваясь к его звукам. Возвращаться домой не хотелось, да и место кругом незнакомое, куда идти? В такую глушь она доселе не заходила, разве что охотники из её селения могли в эти места забраться. Им с подружками грибов и ягод и возле родных мест хватало. Проголодалась. Набрав горсть земляники, Лянка нарочито медленно, по одной ягодке, принялась есть. Ещё несколько дней назад ягода казалась такой пахучей, такой вкусной. «Видно, роса успела упасть, не естся совсем. Вчера…всё было по-другому», – подумала про себя. Выбрав место поудобнее, девушка сняла понёву и, свернув вчетверо, постелила её под берёзой на случай дождя. Устроив вместо подушки пояс с оберегами, улеглась. Лес будто разговаривал. Столько непонятных чудных звуков Лянка не слышала прежде. «Не замечала, а он совсем как живой, видно, я его не понимаю. И земля что-то шепчет, это они, верно, так друг с другом переговариваются… будто люди». Девушка долго ворочалась, прислушиваясь в темноте к этому странному разговору, и наконец уснула, свернувшись колечком и поджав под себя ноги. 

*** 

– А-а-а, продрогла-то как… Ты здесь как оказалась? – женщина укрывала Лянку платком, – Заблудилась?
Девушка вздрогнула, сквозь сон подумалось, будто это матушка будит её, будит, чтобы до восхода солнца поспеть. То была пора, когда славяне запасались кореньями, травами и цветами. Селянки сушили травы впрок для приготовления настоев и мазей. Отряхнувшись, Лянка непонимающе уставилась на женщину. «Зябко-то как, и что-то тяжёлое в груди, словно камень, да что же это?!– спрашивала себя девушка. – А-а-а, вон это что такое…» Вся картина вчерашнего немедленно всплыла в памяти. Вскочив на ноги, Лянка принялась закутывать вокруг талии понёву, туго затягивая её поясом. Она недружелюбно посмотрела на женщину. Та встряхнула свой платок, выпрямилась и, в свою очередь, спокойно рассматривала гостью. Ростом женщина была невелика, но руки крепкие, жилистые, видно, повидали те руки на своём веку. На вид Лянка могла бы дать ей лет пятьдесят, хотя, кто знает, может и больше. Волосы у незнакомки оказались знатные: упругая толстая коса выделялась сквозь платок, делая голову своей хозяйки вдвое больше обычного. Наряд её показался девушке более чем скромным: длинная рубаха серого цвета, навершник из рогожки да стоптанные сапоги из грубой кожи. На лице женщины особо выделялись глаза – таких Лянка отродясь не видывала. Глаза те словно переливались изумрудами и как будто жили они своей собственной жизнью на этом лице отдельно от всего облика своей хозяйки. Смотреть долго в те глаза у Лянки не было никаких сил. Девушка, смутившись, отвернулась, не выдержав взгляда незнакомки.
– Пойдём, я тебя накормлю, ты, верно, проголодалась, – спокойно сказала та и, увидев, что гостья колеблется, еле заметно улыбнувшись, добавила: –У меня есть отвар, ты такого ещё не пробовала в своей жизни.
– Что за отвар такой? Я здесь все травы знаю, – вызывающе ответила девушка.
– А эту не знаешь, – насмешливо сказала хозяйка, быстро смекнув, как можно заманить непокорную гостью.
– Вот и знаю! Знаю! – не унималась Лянка.
– Угадаешь, выведу тебя из леса, – продолжала дразнить женщина.
-– Я и сама дорогу найду, – храбрилась девушка.
Вот так незаметно за этим странным разговором они подошли к небольшому теремку, скорее походил он на избушку. Домик, выстроенный из толстых сосновых брёвен с гладкой дощатой крышей, показался бы совсем простым, если бы не резьба, которая украшала оконные ставни и перила небольшого крыльца. Такие узоры в Лянкином  селении вырезали чуть ли не в каждой избе. Рядом с домом девушка заметила колодец и небольшую пристройку с трубой – баня, наверное.
Хозяйка обернулась.
– Тебя как матушка с батюшкой кличут?
– Ляна.
– А я Белава. Проходи, гостьей будешь, – женщина участливо распахнула перед девушкой дверь.
Нарочито уверенно Лянка поднялась на крыльцо, шагнула внутрь и… в изумлении застыла на пороге,