ушел. Вот ведь...
- Вы, Александр, поступили благородно, познакомив нас с таким писателем. Николай очень! тщательно работал над словом, как и над речью своих персонажей, - все говорят на своём языке, - а это и есть одна из составляющих таланта. Моя мама рассказывала о честных коммунистах тех лет, о которых пишет и Скромный: «У прежних коммунистов судьба пло-охая была, - дюже честными были! Они ж в галстуках даже не ходили, а всё как попрошше. Бывало, коммунист с женой под ручку и по улице не пройдёть. Ну как же, он должен не лучше других жить! Поэтому и авторитетом за это пользовалися, уважали их люди сначала. И учреждения, где они сидели, были бедно обставлены. Это потом всё изменилося, когда другая политика началася. Андрей (брат её сестры) приехал раз из Москвы со съезда... не то со слёта?.. и сразу начал у себя в кабинете перетрубацию наводить: «Товарищ Сталин* сказал, что нечего нам прибеднячиваться, надо кабинет и обставить, и коврами устелить!» Во, появилися господа новые!.. С тех пор и пошло: те, кто не принял этого, свою карьеру и закончили. Всё, бывало, про таких-то в газетах турчали: не тем духом дышить! И ведь не говорить, а дышить только!»Интересно, а какая судьба будет у героя Скромного? Из прочитанного мною, шестая глава у него пока самая сильная. (Может и еще будут, если хватит сил добраться до конца?) А вообще-то, читаю и поражаюсь мощи автора, - и в знании темы, и в умении писать. А насчёт колхозов… Думаю, что если бы не выбили коммунисты самых работоспособных мужиков и их детей (а потом могли бы и внуки быть, правнуки!), то Россия наша была бы самым сильным государством в мире. Не зря же до революции снабжала Европу хлебом, а зарубежные экономисты пророчили, что, мол, через пятьдесят лет обгонит даже Америку. Как-то так, Александр…
- Эх, колхозы... Так, как их создавали, и было началом конца сов. власти. Казахи, о которых пишет Скромный, и так-то народ немногочисленный, а эти… прости Господи! уроды в тридцатые приснопамятные умудрились заморить их голодом 40%!
И всё же попробуйте дочитать роман. Впереди ещё много открытий Вам предстанет.
- Дочитаю, Александр, хотя бы в память тех, кто попал в ту колхозную мясорубку и автора, создавшего эпопею и впрямь не уступающую «Тихому Дону» Шолохова.
Я – о «Переломе»:
- Образы, речь героев, композиция… А как здорово Скромный написал о суховее! Только почему Николай везде пишет с заглавной буквы «Бог»?
- Я тоже говорил ему, что стилистика той поры предполагала прописную, но он, с присущим ему юмором, отвечал: «Я пишу в своё время, и за каждую букву мне перед Самим отвечать, так что нехай будет заглавная!» Спасибо, Вам, что читаете, спасибо за Скромного!
- Да, Александр, прав был Николай.
- Александр, глава 11 у Скромного - блеск! (Правда, по интонации несколько выпадает из общего эпического повествования, но можно простить). Каково чувство юмора! Просто вижу его самого. И, наверное, цитировал настоящий донос, добытый в архиве?
- Да, Галина. В первоначальной, журнальной публикации было много документального, архивного материала, который выбивался из тональности романа, и друзья настойчиво убеждали Николая убрать его или, по крайней мере, сократить, что он и сделал. Но кое-что осталось и я, при закачке на Прозу, тоже убрал две или три таких главки. Кстати, в «Фонде Н. Скромного» мечтают об экранизации романа, но при этом понимают, что проект этот очень дорогой, да, к тому же, действие происходит на территории теперь чужого государства, так что на ближайшее будущее рассчитывать не приходится.
- Недели две назад вошла на сайт режиссера Андрея Кончаловского (близко многое из того, о чём говорит) и уловила, что он интересуется деревней, а, уловив, предложила свою «Ведьму» или «Перелом» Скромного. Если хотите, Александр, зайдите и Вы к нему, предложите свои «Орехи» и Николая еще раз. С добром и улыбкой…
- Спасибо! Буквально на днях смотрел его в передаче «На ночь глядя» и понял, что сейчас он очень мало занимается своей профессией, а потому надежда заразить его какой-либо идеей слишком утопична. Зашел и на его сайт. Очень интересный. Подумал: если бы такая штука, как интернет была в нашей молодости, то насколько бы мы были просвещённей, да? Но нынешнее поколение (я имею ввиду своих) кроме интернет-бутиков и полезных советов (как приготовить торт или вывести прыщи) почти никуда не заглядывает.
- Насчет «нынешних» правы. Кажется, что технический прогресс создаётся не для тех, кто живёт сейчас, а для тех, кто (будем надеяться!) грядёт... придёт... появится и... Блин! как же грустно, что не было Интерента при нас, молодых.
Его миниатюра:
«В памяти, как в старом альбоме: одни страницы пролистнешь, не взглянув, на другие посмотришь с доброй усмешкой, чуть задержав взгляд, а третьи… Вдруг остановят и заворожат, как завораживают в тихую минуту родные лица на старых, пожелтевших снимках. И всплывут из небытия давние-давние дни, казавшиеся напрочь забытыми, утраченными за далью лет. И диво-дивное в душе вспыхнет: будто вчера это было! Так ясно увидятся детали, лица… и слова, когда-то сказанные, зазвучат отчетливо, словно на киноленте – каждая интонация на слуху! И будто не было ни лет, ни зим, ни весен, крутой метелью пролетевших. И не сможешь отделаться от мысли, - будто смотришь на сегодняшний день оттуда, из прошлого, ограниченного и расписанного теми летучими временами и сроками, которые прочно впаялись в историю и, как на старой фотокарточке, ничего теперь нельзя ни переделать, ни исправить».
- Александр, значит, у Вас отличная память, что вот так написали, а с моей дырявой… Если бы не дневники… Когда читаю, всплывают лица, мимика, улыбки и даже запахи той поры. Диво!
А насчет «ничего нельзя теперь ни переделать, ни исправить»… Только и переделываю, переде… пере…, ибо тогдашнее было всё же иным, - виделось иначе!
Он – на «Окраины сна»:
- Извините, что молчу, - только что проводил своих гостей и тут сразу колодец навалился, - давно в очереди стоял. Закончу - сразу переключусь на литературу.
- Не сорвитесь в колодец, Александр, а то не дождусь «переключения»!)))
- Этот колодец меня совсем задолбал! Искали воду - нашли, пробурили - есть! Стали копать - ни-фи-га! Куда вода делась? На Дальний Восток ушла? Эх, снегири мы, снегири... Может к весне появится?)))
- По поводу колодца шутить не буду, ибо знаю насколько огорчительно, что так получилось. Примите мои искренние пожелания всё же найти эту коварную воду!
- Александр, вот и закончилось моё горестное, но увлекательное чтение! И горестное Вы знаете почему, а вот увлекательное… А потому, что Николай Скромный написал свою эпопею отлично, - и композиция выстроена здорово, и герои яркие, объёмные, говорящие каждый на своём языке. Несмотря на трагедийность повествования, ловила себя на ощущении: хочу читать уже не из-за содержания, - и по маминым рассказам знаю, что так было – а потому, что у Скромного не только огромное полотно маслом, но гипнотизировал и его слог, интонация, а, значит, талант у него истинный. Странно, ведь пишет о страшных вещах, а нет занудности, сентиментальных слёз, - во всём сквозит мужественная стойкость и, самое главное, поиск ответа: ну, почему ВСЁ так вышло? Удивляюсь: и как Николай смог всё это узнать, услышать-увидеть и запомнить!? А документальность знания! А схваченные характеры! А зарисовки состояний природы! Чудо!
И впрямь поверишь: рукой писателя водил Всевышний! Думаю, что «Перелом» - эпопея двадцатого века, и во многом - похлеще «Тихого Дона». Благодарю Вас, что познакомили меня с Николаем Скромным! Конечно, мои слова слишком слабы, чтобы по достоинству оценить этот литературный памятник всем погибшим в те чудовищные годы, - так, эмоции читателя, - но думаю, уверена: придёт его время!
- Спасибо, Галина, за такие слова в адрес Николая и его романа! Как-то так колесом всё быстро провернулось, что не успел за двадцать с лишним лет, сколько знал Николая, разглядеть в полной мере величие его таланта. И роман этот, создаваемый им между рабочими вахтами, вырастал практически на моих глазах (вторую книгу помогал ему перепечатывать на пишущей машинке). И когда что-то растет на твоих глазах, то кажется ребёнком несмышлёным, а глядишь - уже и родителя переросло. Действительно, есть такое чувство, что и пришел-то он на эту землю для того только, чтобы создать свою горестную поэму и уйти с миром в ту обитель, где без времён обитают души людские. Как-нибудь соберусь с духом, напишу свои воспоминания о нем, - всё еще кажется, что не стало его только вчера, и не улеглось в душе то, что мешает спокойному, обстоятельному рассказу.
- Как только напишете, пожалуйста! дайте знать. Странное ощущение живёт в душе и не уходит: скучно без прозы Скромного, без его мужиков и Похмельного. Во как!
А как дело с Вашим колодцем? Ежели не секрет: где он находится, в каких землях-краях? Я, к примеру, на земле Брянской. Не пугайтесь вопросу моему, ибо я приставать не стану, - на этот счет слишком пугливая и мнительная: а вдруг уже надоела?
- Колодец закончили, воды пока нет, но успокаивает, что нынче сухое лето и у многих они пересохли. Так что будем ждать весны, придёт и всё наладится. А Живу я в Великих Луках, на родине, куда недавно перебрался из Мурманска (где прожили 35 лет и где остались дети).
Он – на «Варваризация культуры»:
- О «плебсе» можно говорить долго, много, но … У нас в середине 50-х в соседней деревне была девочка (мне было 7 лет - ей 13 - 15, не больше), звали Таня-дурочка. Почему дурочка? А вся дурость её была в том, что всякий раз, когда пасла в поле скотину, любила орать песни, как у нас говорили – «во всю головУ», и песни, которые звучали в то время по радио, с экрана сельского клуба, - замечательные песни: «Одинокая гармонь», «Если б гармошка...», «Огней так много…», про степь широкую, про хлопцев, которые коней распрягают да спать лягають. И хорошо пела! Звонко! Душевно. В трёх деревнях в округе было слышно. Я потом часто эту Таню вспоминал, потому что никогда в других палестинах, на других полях-дорогах такого не слышал. И эта Таня есть тот самый «плебс». Может, вышла замуж, уехала в город и теперь, когда муж зовет её вечером: «Пойдём, Танюха, похохочем, на этих шмедиков («Уральские пельмени» или «Сибирские позы»… как их там, не помню.) я билеты взял!» И Таня покорно соглашается, чтобы мужу угодить. И потом хохочут они вместе с переполненным залом, до икоты хохочут, - смех штука заразительная, - а вечером, возвращаясь домой по заснеженному тротуару и прихватив под руку своего любимого муженька, тихо, про себя, без слов и почти без голоса выпевает она в мыслях и памяти воскрешенную любимую, из детства любимую песню: «Не для тебя ли в садах наших вишни рано так начали зреть?..» Так что у плебса тоже душа есть.
- Александр, в том-то и дело, что, может, только у плебса и есть душа, а вот у тех, кто предлагает ему «Уральские пельмени» или подобную белиберду, растоптана, выжата, растерзана, отчего и самих-то (Хочется верить!) тошнит. А вот у тех, кто
