В одном тихом... тумане...

... Притаились робкие глазки малыша-лисенка, осторожно прищуривающиеся к рассеянной в тумане лунной дымке, ласковой и мягкой; он...
Изумленно ощущает нечто, тоже мягонькое и пушистое, аккуратно принюхиваясь мокрым носиком к этому - это его хвостик, неосторожно запутавшийся в прохладном полумраке и мокрых листьях; это...
На миг очень встревожило малыша: что делать ему с таким пушистым хвостиком, таким одним и мягким, когда все какое-то тихое, словно впервые притаившееся в неясных мерцаниях звездочек, видных сквозь туман?
Лисенок вопросительно чуть забавно покусал его нежными, крошечными зубками - послушный пушистый хвостик потянулся в ту же сторону, что и смешно встрепенувшиеся усики его крохотного владельца...
Он радостно вскочил на тоненькие лапки и еще усерднее потянул за него, так поглотился новой забавой, что скоро закружился на месте, тщательно удерживая маленьким ротиком хвостик, даже недоуменно тоненько и тихонько рычал, ворча на него, выскальзывающего порою, намокшего...
Но вскоре он скучающе опустился на тепленькое одеяльце из листьев (малышу вдруг стало тоскливо, что его, такой пушистый, хвостик как-то неинтересно играет с ним); лисенок нехотя провел лапкой по усикам и носику, будто отряхиваясь от разочарования и...
Открыл для себя совершенно восхитительную вещь, мягонькими живыми листиками шелестнувшую чудно-трепещуще под лапкой - крошечные, задорно торчащие ушки, с замиранием его крохотного сердечка, бережно и осторожно берущие навек будто волшебство...
Они моментально-дивно ловили тонкий шорох возни на паутинке, находившейся где-то далеко-далеко, в то же время, рядом; несомненное шуршание соседа-крота, жадно прячущего от глаз всех свою бархатную черную шубку; пение лесных птичек, так и кажущее сладкой колыбельной...
Малыш, понимающе внимая ей счастливым легоньким сопением дремы, зевнул и благовейно уткнулся носиком в пушистый хвостик, навострив ушки - отчего-то казалось ему, что есть лишь мгновение окунуться в сказку, почти сна, мечты, шепотов, эхо, топота и... стоит все это слышать; только...
Что-то внутри лисенка, казалось, в первый раз безнадежно-протяжно пискнуло, тяжелой пустотой неприятно шлепая по его теплому, изумительно мягкому и трогательному ротику, пузику и... сердечку - хотелось что-нибудь снова сунуть на зубки, чтобы пропало причудливо жуткое, беспросветное бледнющим холодом, чувство голода; и лисенок уже по привычке торопливо кусал хвостик...
Он давал редкостно мерзкую вещь, только усиливающую свой ужас, некогда занимающей, пушистостью, - призрак вкуса, вперивший в малыша свои глаза; то большим-большим усатым зверем со странными лапками и громадными острыми зубками; то огромными, ярко-оранжевой чернотой, глаз крылатого существа, скупо философствующего непонятными лапками с когтями и... нелепым мелким-мелким рябым мехом, распростирающимся мощно и широко, гордо, недобро; то...
Уж и не хотел малыш и знать о том, что есть у него неповторимые бусинки глазок, которые видят такой страх кругом; он запищал вголос и беспомощно задрыгал лапками словно стараясь ударить по закрытым глазкам, носику; хвостиком, головкой, иногда покусывая все из этого, до чего доставали зубки...
С горечью осознавая что… во всем этом одиноко отчаянно звучит лишь его тоненький голос; будто зовущий всегда быть рядом и не уходить только-только увиденные капельки радуги на спинках светлячков; услышанные напевы феерии ночного леса; потрепанный его пушистый, такой один, хвостик; что подходит...
Призрак вкуса, словно готовый забрать бедняжку-малыша навсегда в страну черного и перевернутого солнца, кислотно-синего снега и каменных, сломанных, угрюмо молчавших шелестом, трав; как вдруг...
Малыша легонько и ободряюще потрепали за холку и за хвостик, чьи-то, почти такие же, зубки; сильные, немного нарочито напыщенно, лапки бережно отерли его мокрые глазки от дрожащих капелек… слез и грязи и утешающе дотронулись до носика; а чей-то, почти такой же, носик был запачкан синей ягодкой, мягко положенной возле лисенка...
Он легонько задрожал, отполз усиленно назад, осторожно зажмурился, а потом и решился, встал на лапки, убежденно едва слышно фыркнул и осмелился приоткрыть глазки: над ним склонился... он сам, только капельку повыше, чуть побольше; с поразительным пушистым хвостом, мощной мягонькой грудью и плечами, с много услышавшими острыми ушами, украшенными крохотными черными оборочками; и, вместе с тем, у него почему-то были...
Маленькие снежинки, точно сотканные из луны, что-то необычно прочно скитающе-спящие повсюду - в хвосте, на спине и лапках, на ушах и над... внимательными, ласковыми, точно мягко улыбающимися глазами; царапины, склеившиеся куски шерсти и даже укусы от грозного надутого еще незнакомого медведя, что любит вечно только себя угощать, а на других рычать и беспричинно, безжалостно, из низко-привычного удовольствия бить и кусать; были у него натруженные лапки и уставшие зубки; только малыш...
С, как никогда, неповторимо радостным писком кинулся к нему, прижимаясь к его ногам и стеснительно подставляя головку для его большого, шершавого, но... искренне-приятного добродушием языка; вдохновлено рассказывая ему про свои открытия, порою припевая на веселый лад, понятный только им; смышлено смакуя сочное и сладкое угощение, иногда осторожно похлопывая лапками по глазкам, ушкам, хвостику, по всему, что доставал; восторженно осознавая - все это правда...
И теплые, убаюкивающие солнышком, нотки его тихого голоса, доносящегося откуда-то издалека, но... и рядом-рядом, внутри, бесконечно восхищенного всем этим сердечка лисенка…
И его умелые, ловкие и мягкие лапки; играючи ловящие хвостик малыша и нарочито медленно догоняющие его или легонько покусывающие его в увлекательнейшей забаве, полезной и согревающей...
Как его сердце, под таинственный шепот счастливо засыпал лисенок, свернувшись калачиком и с негой ощущая, как, почти весь, укрыт самым замечательным одеяльцем в мире - под его пушистым, большим хвостом, так загадочно покрытым словно неведомым роем снежинок...
Они тихонько кружатся в выси, вместе с кокеткой-лунной дымкой, где тоненько-трогательный лобик, счастливо дремлющего, малыша чуть соприкасается с лобиком... его самого, только немного повыше и чуть побольше, словно усыпанного странно-крепко спящими снежинками; что никогда его не бросят, а только...
Всегда подарят живую, трепетную сказку синей легкой сладости ягодок; неуловимого, но такого пушистого, такого своего, хвостика; листиков гулко-тихого леса...
Его переливов мелодий ночных эхо; шуршание крота, гул, усыпляющего, свежего ветра в ... одном тихом... тумане...