Я встал с кресла, отчего пачки с глухим стуком попадали на пол, и одна из них разорвалась. Оттуда посыпались новенькие, только что напечатанные и ещё пахнущие краской, связки сотенных. Я испуганно присел и стал запихивать их обратно. Потом вдруг остановился.
"Не мандражь. Пойди водички попей, уйми дрожь в руках. Никто тебя не видит. Да и кому ты, на фиг, нужен?"
Последнее соображение изрядно охладило меня. Я махнул рукой на свои страхи и пошёл на кухню. С наслаждением припав к крану, я сделал несколько крупных глотков, потом набрал в чайник воды и поставил на плиту.
"Отпраздновать бы надо!" - отражение в треснутом зеркале над раковиной подмигнуло мне.
Я прошёл в комнату и присел над растерзанной упаковкой.
"Эт’ сколько ж получается? - Взяв одну связку в руки, я стал прикидывать: - В одной связке, судя по ярлыку, десять тысяч. Сто сотенных бумажек".
К горлу подкатил комок: таких денег я в жизни в руках не держал! Примите во внимание, что тогда шёл 1979-й год, а по тем временам и сто рублей были - ого-го! - какими деньгами (для меня, естественно)! А тут десять тысяч в одной только вот этой перепоясанной полосатым ярлыком связочке! А сколько ж тогда в целой упаковке?!
Я посчитал. Оказалось, что только в одной разорванной пачке - миллион!!!
Мне стало не по себе. Вдруг припомнились наши с Игорем чисто умозрительные и довольно часто повторяющиеся разговоры о том, как бы каждый из нас поступил, доведись ему обзавестись миллионом. Разговоры были отвлечёнными, никакой реальной почвы под собою не имеющими. Они оставляли после себя только досаду на нескладное наше житьё-бытьё.
И вот он, миллион! Преспокойненько лежит у моих ног. И, к тому же, не один. Вон их сколько! Раз пачек десять и в каждой одинаковое количество денег, то и миллионов тоже десять?!
Я судорожно сглотнул и через силу улыбнулся: представил физиономию Игоря, когда я преподнесу ему на тарелочке с голубой каёмочкой чемоданчик с означенной суммой.
А, кстати, где он, мой "чемоданчик"-то?
Я прошёл в зал, где у меня была мастерская. Посреди захламленного помещения стоял мольберт с неоконченной картиной. Пахло красками, настраивая на рабочий лад.
Ну-ну, не до этого сейчас! Не до этого!
Поискав по всем закоулкам, я нашёл свой заляпанный красками дипломат далеко не в самом лучшем месте. Забытый и запылённый, он давно не вынимался оттуда. Пластмассовая ручка его давно сломалась и я заменил её на самодельную, что не раз вызывало насмешки окружающих. Ничего, в самый раз. Уж точно никто не заподозрит, что в нём находится.
Вытурив из дипломата членистоногих квартирантов, я вытер тряпкой пыль внутри и снаружи и стал аккуратно укладывать туда вожделенный миллион. Он охотно, надо сказать, там разместился, даже ещё и место осталось.
Покончив с этим, я взвесил чемодан в руке: а ничего! Выдержать вроде как должон. Ручка жалобно поскрипывала под непривычным грузом: она была явно противоположного мнения. Ну, извини! Других вариантов не имеется.
Однако, пора и в путь! Я оглядел разбросанные по комнате упаковки с миллионами: а это-то куда девать? Вот, блин, квартира: и миллион-то некуда затырить, а?
Взгляд мой остановился на диване, заменявшем мне кровать. Точно!
Подняв его сиденье, я побросал туда пачки с деньгами и, придавив задницей незатейливый тайник, удовлетворённо потёр друг об дружку ладони. Тэк-с! Новоявленный Остап Бендер начинает свою деятельность. Как это он там говаривал? "Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!" Или не так? Не важно. У нас - начинается! Ага, вспомнил: "Лёд тронулся!" Вот как. Тронешься тут. От одних переживаний. Они хоть и приятные, но всё же...
Облачившись прилично случаю, я взял дипломат, приятно оттягивавший руку, закрыл квартиру и вышел на свет Божий. Чуть морозный воздух приятно холодил лицо.
На всякий случай надо бы сначала наведаться к Игорю домой: до соседнего подъезда - рукой подать.
Там его, конечно, не оказалось. Постояв в раздумье на крыльце подъезда, я решил идти пешком. Развеяться немного, а то скоро совсем ногами разучусь пользоваться. Да и солнышко светило вовсю - в дорогу звало. Оно здесь совсем не такое, как в космосе. Там едкое и злое, а здесь тёплое и ласковое. Да и идти-то всего-ничего: через железную дорогу и ещё метров двести - через поле.
По дороге мне никто из знакомых не повстречался. А незнакомым на меня было начхать. Люди ещё спросонья и заняты каждый своими проблемами. Спешили на работу.
На работу...
"Ё-моё! - хлопнул я себя по лбу. - А как же с работой-то?!"
Я остановился и потерянно посмотрел вслед мужику, вид которого мне напомнил, что и я сегодня должен идти в первую смену.
Вот это, господа-товарищи, и называется: инертность мышления. Я расхохотался. Громко и с удовольствием.
- Какая, к чертям, работа?! Какая смена?!
Мужик испуганно обернулся и прибавил шагу. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы представить, что он обо мне подумал.
О таких, как я, и говорят: законопослушный идиот. Тянет он всю свою безрадостную и серую жизнь лямку и не задумывается, хорошо это или плохо. Положено, и всё тут! А случись что-либо из ряда вон, так сразу - голову в песок. Лакейская твоя душонка, о какой работе теперь вообще может идти речь? В прежнем понимании, конечно. Твоя работа теперь - делать людей счастливыми! А не железки на заводе поганить. С этим и твои коллеги по прежней работе прекрасно справляются. Так что иди и назад не оглядывайся! Туда все пути отрезаны.
Справившись с минутным замешательством, я удовлетворённо хмыкнул и, продолжая потешаться над собой, бодро зашагал через железную дорогу прямиком к гаражам.
Игоря я застал в очень понуром состоянии. Видать, очередного клиента вчера "обрабатывал". А теперь, естественно, свет не мил - башка раскалывается. Но меня он встретил более-менее дружелюбно.
- Каким ветром? - Он опустился на полуразбитый ящик из-под бутылок и закурил.
- Проведать пришёл, - фыркнул я: в его мастерской остро пахло нитрокраской.
- Ну садись, - он подвинул мне такой же "стул". - В ногах правды нет.
Я осторожно присел и поставил у ног дипломат.
- Ну, рассказывай, - он пустил из носа струю дыма, - как докатился до жизни такой?
Я закашлялся и отмахнулся:
- Ну, навонял! Мало краской прёт, так ты ещё и с отравой этой! Может, на улицу выйдем? Там и побазарим.
- А чего? - удивился он. - Ворота открыты, свежий воздух поступает!
- Господи! Ты уж и понятие потерял с такой вот работой, что такое настоящий свежий воздух!
Я намеренно подводил разговор к интересующей меня теме.
- Хочешь сказать, твоя лучше? - осклабился он сквозь дымовую завесу. - Я зарабатываю, а ты-то что? Звал ведь я тебя? Звал! Был бы сейчас тоже с бабками. А у тебя один ответ на всё: "Не хочу!" - передразнил он пискляво, припоминая недавний наш "деловой" разговор.
- И много зарабатываешь? - ухмыльнулся я.
- А то нет? - Он вытащил из кармана кучу мятых червонцев. - Во! Видал? Вчера подсыпали. И эту вот колымагу, - пнул он ногой в колесо стоявшего рядом "Жигулёнка". - Авансец! - И хвастливо потряс деньгами у меня под носом: - Хошь отцеплю?
Мне стало смешно:
- Не надо.
- Во, видал? Опять: "Не надо!" - фыркнул он. - Гордые мы! Небось и на жратву-то даже не хватает? - Он ткнул носком туфля в мой дипломат и небрежно обронил: - Ты вон чемодан путёвый справить не в состоянии, а я – ты только послушай! - скоро тачку зацеплю!
- Нулёвую? - съязвил я, придержав рукой покачнувшийся дипломат.
- Дурной, чтоли? "Нулёвую"! Да ты знаешь, сколько бабок на ту нулёвую надо отцепить?.. Не-е-ет, - он мечтательно затянулся и положил ногу на ногу, при этом опять задел дипломат, теперь уже нечаянно. - Мы на старенькой. Зато отлаштую - бегать будет, как цыпочка!.. Да что ты всё за чемодан свой хватаешься?! - возмутился он, видя, что я опять придержал его рукой, чтобы в пыль не бухнулся. - Можно подумать, там миллион! - Он взял "чемодан" за жиденькую ручку и притулил к стене.
- А ты проверь! - хитро прищурился я.
Но он и ухом не повёл. Только подтащил к себе газовую горелку, приспособленную им для подогревания пищи, и спросил:
- Чапить бум?
Меня аж подбросило:
- Мать твою! А чайник-то!
- Чего "чайник"? - в недоумении уставился он.
- Да ё-моё! Чайник поставил дома на плиту и совсем забыл о нём! Я сейчас!
С этими словами я выбежал на улицу и припустил вдоль гаражей.
"Пожара мне сейчас только и не доставало!"
Пробежав метров пятьдесят, я остановился и хлопнул себя по лбу:
"Балда! Ноги бью! Браслет-то на кой?"
Оглядевшись, нет ли кого поблизости, я забежал за ближайший гараж и шепнул:
- Сезам, домой! Откройся!
Так и есть! Вонь на кухне стояла несусветная! Вода в чайнике давно выкипела и от стенок с треском отваливалась накипь.
"Вы, батенька, козёл! – "похвалил" я себя. - Чайник теперь - ни к чёрту! - И, отключив газ, опять выпрыгнул возле гаражей.
- В сортир, что ли, бегал? - Игорь показал свой нос из-под капота машины, когда я вновь нарисовался на пороге. - А говорил: "чайник"!
- Та! - отмахнулся я. - По дороге вспомнил, что газ отключил.
- Стареем, - он постучал для порядка, покряхтел, чего-то закручивая, и вылез на свет Божий. - Ну чё? - Он кивнул в сторону импровизированной плиты.
- Мог бы и не спрашивать, - пожал я плечами, усаживаясь поближе к стеллажу, заменявшему хозяину и обеденный стол, и верстак, и, частенько, постель.
Он приладил к горелке засиженный мухами и видавший виды чайник, похожий больше на банку из-под краски и опять "включил" свою "шарманку":
- Вовчик, тебе известно, почему у осла уши длинные?
- Можешь не продолжать, - отвернулся я, зная наперёд всё, что он мне скажет.
- Потому что его за уши в рай тянули, а он сопротивлялся, - продолжал он проталкивать свой любимый афоризм. - Так и ты, - он исподлобья сверлил меня взглядом, вытирая руки промасленной тряпкой. - Сколько зову к себе, - "нет" да "нет"! - Он в сердцах зашвырнул тряпку в угол гаража, где валялся разнообразный автохлам, и уселся напротив меня. - Ну скажи, как ты собираешься жить дальше?
- Картины продавать, - невозмутимо ответил я, смотря ему прямо в глаза.
- Да кому они, на фиг, сдались, те картины твои?! - взорвался он, ударив кулаком по верстаку, отчего у меня сразу возникли подозрения, что чаепитие у нас не состоится. Но "чайник" мужественно удержался на своём ненадёжном постаменте. - Эти бабы голые, да муть потусторонняя! Где ты дурака такого найдёшь, чтобы за это бабки платил?! Я тебя спрашиваю!
- Уже нашёл.
- Да чё ты лыбишься?! - Игоря выводило из себя, что мне даже и не обидно. - Ему, видите ли, весело! В карманах ветер гуляет, а он позволяет себе такую роскошь - дурака валять! - Тут, видимо, до него дошло, что я сказал, и он резко осадил коня: - Не понял. Кого нашёл?
- Мецената! – Я едва сдерживался, чтоб не расхохотаться над его потугами обратить меня в свою веру.
- Ну и, конечно, он
